fatumlab.ru

Аэропорт Кеннеди ничем особенным не отличается от других крупных аэропортов эпохи глобализма. Перед нами сел рейс из Кореи, после нас – из Японии. Восточный десант.  Во избежание толкотни в линии паспортного контроля  спроворили лабиринт из стоек и лент. По прямой метров пять, а по лабиринту навинчиваешь.. трудно сказать. Ниточкой пассажиров своего рейса важно просочиться через паспортный контроль, оставить отпечатки указательных пальцев (index finger) на стекле машинки, улыбнуться испанскому американцу и, захватив свои чемоданы, рваться на воздух. А там яркое солнце при ощутимой прохладе (минус 3) и тот же техногенный пейзаж турникетов для машин, автострад и развязок.

Нас встречали. Первый американский подарок: желтые, остроконечные, пахнущие беззащитной весной тюльпаны.

На машине позволили себе небольшое отступление от основной трассы – заглянули на Брайтон бич, мельком повидали узнаваемых советских пожилых людей, «прожект»-дешевое и многоэтажное жилье «для бедных».  Полно вывесок и надписей на русском, похоже, здесь везде тесновато. Где-то чрезмерно мусорно. Пожилой мужчина смачно высморкался на тротуар.

Красно-коричневый «Кони айленд хоспитал». Океан сверкает. Солнце высокое. Время от времени попадаем на «трафик». Хотя в пробках проще озираться по сторонам.

Попадаются огромные грузовики знакомые своим грозным видом по американским фильмам, сверхогромные рекламные щиты и фабричные развалины по обе стороны дороги. Мы продираемся через Бруклин к Манхеттену.

 

Остров Манатан.

Мое испуганное «плотненько» по поводу архитектурного вида острова почти ничего не дает с точки зрения образа. Уже сказанное «каменные джунгли» точнее. Впечатление такое, что великан обеими горстями загребал мраморные мавзолеи и колизеи, коробки и прямоугольники со всего мира, влепляя их в бедную островную почву. А затем воткнул для целостности ансамбля несколько гордых длиннющих пеналов, завершив конструкции.

С первого взгляда сомнительно, что здесь можно жить, но здесь живут. При этом,  уверены, что именно здесь и находится пуп Земли.

Хорошо, что мы остановились в Гринвич виллидж.  Место, просматриваемое сверху, что по здешним меркам роскошь. Арка Вашингтона, Вашингтон сквер с беззаботными студентами, собаками и детьми. Снующие  по кустам и деревьям белки. 

Напротив красного кирпича и нарядными отдельными входами викторианского стиля дом. Не раз попадавший на глаза киношникам из Голливуда, теперь и мы сюда попались.

Во дворе крошечный скверик с белками и памятник Сервантесу.  Писатель полностью отождествлен со своим  Идальго. Строен, породист и грустен. Таким он хотел стать, таким его и поставили американцы. И скверик, и вход охраняют сменные «дормены». Нужно успеть улыбнуться, сказать «Hi» и прошмыгнуть мимо. Можно прочирикать несколько фраз о погоде.

Мы пробираемся в свои апартаменты. Длинные коридоры, двери в лифт времен ядерной угрозы со стороны СССР с медными ручками. Наши апартаменты довольно просторные с затхлым запахом старого помещения. Что-то среднее между кельей, ученической комнатой и номером в гостинице «Советской» эпохи 50-х. Белые стены, паркет, невысокая мебель цвета дуба, широкая кровать, письменный стол и столики. Нас должно согревать, что мы в центре Манхеттена, в престижном месте Нью-Йорка. В центре богемной некогда бурной жизни города. Эпохи хиппи и Джимми Хендрикса. Маленьких кафешек и джаз клубов. Нарочито грубых как плевок гламуру. Стиль снующей молодежи – капуста цвета «Дизель». Побольше слоев  - холодно, чуть выпендрежа в виде меховой шапки или помпона в неподходящем месте. Русские ушанки то и дело попадаются. Это круто, а главное ухи не мерзнут! Из окна, если задрать голову стоит первый небоскреб по  Пятой авеню. Здесь она начинается и идет на север. Мы назвали свой дом «намбер зеро Фифс эвеню». Очень хочется прикормить серых белочек и подбодрить Идальго.

Вчера испили отличного кофейку «Капуччино» в малюсенькой кофейне на пересечении Бродвея и, кажется, Бликкер  стрит. Девочка вывела клевую веточку поверх пены, да и кофе отменный. Вот и первый миф, мол, в штатах пьют помои. «Здесь можно найти все» -  так говорят знатоки. Будем  искать.   Рядом с нами район СОХО с кучей галерей, недалеко Чайна таун, Маленькая Италия. Бросить взгляд вдоль Пятой улицы – видно Эмпайр стейт билдинг с шпилем. Манхеттен стоит шерстить и мерить шагами до самого Гарлема и классного Колумбийского университета на севере. Чем и займемся.

 

Джаз-клуб «Blue Note».  World^s Finest Jazz Club & Restaurant. 

Недалеко от нас. На третьей улице. Собственно, клубы теснятся на каждом шагу.  Маленький, грубоватый интерьер. Над входом козырек в виде рояля. Программа расписана до конца марта. Вот куда стоит приезжать молодым, талантливым и амбициозным. Если тебя примут здесь..

На джазового пианиста Кенни Вернера цены такие: столик 30, у бара 25. Программа  два с половиной часа.  Четверка «Fourplay»: столик 55, у бара 30. На выступающего одни день Морди Фербера: 10 и 5. 

Дринк меню: 24 коктейля  по 9-12 долларов. Водка и бренди  с кучей сиропных  и соковых насадок, содовой и 7-ап. Коктейли на основе мартини – 13 долларов.  Разогреваться таким набором придется долго.  Пиво импортное  - 8. Доместик и премиум доместик по 7 и безалкогольное – 6 долларов. 

Китайские и вьетнамские обжорки.

Шесть  долларов в среднем  за «поесть», большие порции. Малограмотные китайцы, выполняющие строго 4 действия. Подать меню. Выбор главного блюда, выстраивание трех остальных, дополняющих программу ланча. Соблюдение правила «дан», т.е. вовремя убрать тарелку. Остальное время  - переборка  лука, салата и прочих овощей, бесперебойно готовящихся на кухне.  

Но гранд-обжорство возможно только в «Китайском буфете» - «chineese buffet». Девиз такой: «All You Can Eat Buffet» - «Все, что ты можешь съесть!»

Правила простые. Платишь за вход фиксированную сумму и ешь столько, сколько душа пожелает, причем, так долго, как выдержишь. Выкатываться тяжело! Один пример. Китайский буфет у морского порта в Бруклине. Более 100 блюд из морепродуктов, рыбы, мяса и овощей. Крабы, креветки, кальмар, мидии..  Супы, салаты, десерты и мороженое. Любители морепродуктов отрываются после трех пополудни и до одиннадцати за 12 долларов всю неделю и 14 долларов в выходные и праздники. Ланчи до трех часов, без крабов дешевле: 7.45  и 8.45. Если компания больше шести человек – скинут 6 долларов. Можно «на вынос»  три блюда за 4 доллара\фунт. Дети с 9 лет за 4.95 и 7.95. Здесь хорошо видно: что делает с общепитом конкуренция, а с человеком обжорство.  Любители крабов и креветок отрываются до изнеможения – заполняя себя любимой едой до подбородка.

Ну, очень все вкусно!

Не так далеко от нас, на 52-й улице русский ресторан «Самовар». Известен тем, что к его открытию причастен Иосиф Бродский (скорее всего только именем, но поговаривают, что делился нобелевской премией), известный танцор Михаил Барышников, а организатор всего Роман Каплан. Почитатель искусств, красивых девушек и денег. Здесь во времена эмиграции пел и играл Журбин.  Ресторан из дорогих. Карафчик фирменного клюквенного морса стоит 18 долларов. Русским лучше не браться за общепит – получится дорого, а приходить все равно будут за другим. В меню традиционный набор из цыпленка табака, блинов с икрой под водку и прочей снеди «а-ля рюс». Начинался он как исключительное «русское место» лет 13 назад, но теперь известен и среди американцев. Хочется им русского угару под водку иногда. Посидеть здесь стоит около 100 долларов на человека (можно и больше), можно развлечься глазением на русских и голливудских знаменитостей.  Может разориться слегка? Подойти спьяну и начать  неспешный разговор двух друзей по-русски: «Ты меня уважаешь?».

Этот город производит впечатление энергичного и делового. Ритм высокий. Демократизм его не введет в заблуждение даже новичка: лишний раз не сунешься. Внешние атрибуты, как тряпки  и гамбургеры, не в счет. Ты должен сам найти ходы и выходы, набить свои тропы, показать, что можешь. Хотя не очень рассчитывай кого-нибудь удивить.  

На третий день почувствовали нормальный стрессняк. Другие запахи, другие вкусы продуктов. Меня не покидают ассоциации с 50-ми годами. Разгар «холодной войны». Здания начала Пятой авеню и Бродвея оттуда же. Хмурые в своей огромности и закопченности, зажатые такими же монстрами. Бесконечные пересечения перпендикулярных улиц просто вынуждают идти на «красную пятерню», что значит «стой».

 «Ликвидатор» на Бродвее.

Сюда свозят товар со сроком «вот-вот», снижают цену в два-три раза и продают. Работают индийцы.

Продукты, химия, предметы быта, техника и пр. Огромные ряды, уставленные коробками, многие помяты и раскрыты. Впечатление огромного развала. Роешься в поисках чего-то «классного, но дешевого». Классного не находишь, но какой-нибудь дряни из разряда необходимого в быту – м.б.  Место бойкое – желающих полно. В основном сюда попадает импорт, т.е. товары не получившие должной раскрутки в США. Лидеров рынка здесь не встретишь. Но их можно уловить на распродажах, сэкономив по 3 доллара на бутылке любимого масла или пакете стирального порошка. Так говорят аборигены.

«Астор»  - винный магазинчик на Бродвее. Место более приятное. Огромный выбор вин со всего света. Некоторые представлены по одной – две бутылки. Здесь нужно ходить и отыскивать «нечто интересное» по любым критериям: цены, качества, экзотики и пр.

Можно купить и за 400 долларов бутылку, можно порыться в каталоге с менеджером, можно отыскать бутылку аргентинского за 2 доллара и считать это удачей. Проход к кассе  строго по одному, остальные за чертой в ожидании. Дверь распахивается сама не без усилия, на улице приятно пахнет ванилью. Выбор сделан - взамен получили мартовскую программу тестинга, мол, приходи и пробуй. В каждый из 7 дней предполагается скидка на определенный сорт вин.

  

Незнакомые вкусы.

Еще в России я согревала в себе мысль о «домашней» пище в незнакомом НЙ. Собственная живая пища дает ощущение дома, энергию. Продукты первой надобности легче всего купить в супермаркете. Приходится привыкать к незнакомым продуктам. Вкус привычных на вид продуктов здорово отличается, вызывая легкую тошноту.  Готовишь одно, борщ, например,  а по вкусу получается нечто совсем другое.  Понимаю русских с Брайтона – у них все свое, т.е. из России.  Завтра там будем для продуктового шопинга!

Каждый человек, оставив привычную среду родного места на какой-то срок, включается в эксперимент над самим собой. Причем, жаловаться не приходится – сам того хотел. Хотя вместе с новыми впечатлениями рвутся привычные нити твоего существования. Это хорошо? Может быть, но это всегда стресс. Уже не включаешь телевизор, приходя домой, организм мается с незнакомой пищей и водой, а ты топчешь ноги по незнакомым улицам.   Запоминай дорогу, если что.

Во дворике по- весеннему расчирикался воробей, где-то орет серена полицейской машины (что бывает регулярно), в первом этаже ковыряются с лязганьем в системе отопления, отчего оживает и наш радиатор. Оказывается, так он «подстараивается» под температуру за окном. Лязганье повторяется регулярно, как будто сантехники вручную бомбят радиаторы.

В Нью-Йорке сложно отличить специфические черты  и пристрастия: при таком-то скоплении самого пестрого народу!

Смешение, как принцип.

Ланч с друзьями, разговоры на русском обо всем..  Большой стол, отменная еда. Из типично американского (нью-йоркского) была белорыбица, т.е. «white fich» - салат с майонезом из  белых рыб горячего копчения и «лямбургеры» - котлеты из мяса ягненка. Остальные закуски вполне русские, что тоже важно. Русские поддерживают традиции в еде, да и поломать их непросто при всем желании. 

Что такое НЙ?  Слушаю своих собеседников: это огромные возможности для работы ученого. Это энергия. Нью-Йорк – город с сумасшедшинкой, смешение людей самых разных типов. Здесь  1 миллион русских. Динамика НЙ выражается в следующей статистике: люди динамично делают карьеру, больше зарабатывают, но растет число бедных. Почему? Такие точки мира, как Нью-Йорк привлекают бедных?

Разница в доходах между богатыми и бедными растет. Богатый богатеет, бедный – беднеет. НЙ – место карьеры. Вертикальная мобильность конкретного индивида крайне высока. Потенциальные эмигранты это хорошо видят. Возможности реальны.  Молодые бедные эмигранты делают карьеру в течение 10-20 лет. Они готовы начать с нуля, готовы удовлетвориться меньшим. Они видят приз впереди, и готовы использовать шанс. Так повторяется из поколения в поколение. 

Сабвэй.

Манхеттен в представлении американцев – нечто.  Жизнь здесь не замирает, разве что с 4 утра, когда закрываются ночные клубы и в 6 утра оживает.

В 8.30 в метро можно видеть деловых людей: женщины в костюмах и с прическами, мужчины в дорогих костюмах. Ребята с Уолл Стрита. Считается, что в Манхеттене лучше не пользоваться машиной – негде парковаться.

Метро, если точнее – сабвей,  в НЙ самое удобное (в Москве 120 станций, в Пекине 60, в НЙ -  600). В Москве до ближайшей станции нужно проехать на троллейбусе, в НЙ – пять минут ходьбы, в Пекине и того дальше.  При всем удобстве сабвей «официально признан самым убогим сооружением страны».  Иногда пахнет мочой, жутковатые и грязные переходы, ржавчина и капающая вода. Крысы. Вход – дыра в асфальте, огороженная чугунной изгородью посреди пешеходной тропы.

Хадзон ривер – граница Манхеттена с остальной Америкой. Шутка.

Любопытно, русские занимают «виповские» позиции в Чейз Манхеттан Бэнк. 

  

СОХО или  « к юго от Хаустон стрит» «South of Houston» – скопление галерей и дорогих магазинов.

Бродвей – тропа индейцев племени Вегквасгик пересекает и этот район, длинна его непомерна, кто-то сказал, что Бродвей уходит в другой штат?

В 17-м веке в СОХО селились негры, освобожденные от рабства голландцами. В 18- веке здесь были фермы. В 19 веке засыпали канал, район стал густонаселенным. Почти вся недвижимость здесь принадлежала Джону Астору. Он застроил СОХО особняками и магазинами.  В 60-годы 19-го века – упадок. СОХО стал индустриальным.

А. Шнитке: История нам нужна, чтобы услышать единовременный аккорд жизни.

СОХО. Новейшая история.

Известный чугунным литьем район  - его и теперь можно найти в садовых магазинах.

Еще 15 лет назад здесь были фабрики – швейные и ткацкие с чугунными колоннами и вынесенными на фасад пожарными лестницами имел самый непрезентабельный вид.

Рушить их не стали, стиль сохранили. Дома так и щерятся бесконечными пожарными лестницами, но это же часть стиля. В 60-70 е гг. прошлого века район заселили художники и скульпторы. СоХо стал районом художественных галерей и мастерских. Собственно, потому район облюбовали художники - как раз из соображений малых цен на недвижимость, а обшарпанность их никогда не пугала. За СОХО с Канал стрит  вообще окраинный район – Чайна таун. Но все изменилось, город пер на север, т.к. на юге только вода. Цены взмыли ввысь.  Еще несколько лет назад можно было весь вечер кочевать с вернисажа на вернисаж, угощаясь вином и рассматривая картины.

Теперь стоимость аренды на Манхеттене художникам не под силу. Галереи частично остались, былая слава законодателя еще звучит. Но теперь там все чаще нападаешь на бригады ремонтников, а галереи потеснили салоны и бутики. Кстати, по этим магазинчикам и островкам живописи хорошо бродить, проводя довольно времени в любопытстве и созерцании.

Хорош магазинчик старых вещиц: утвари, игрушек – миниатюрный кукольный сервиз из фаянса, чудные часы. Все это было в употреблении, отжило свой век, но обаяние не утратило, как и цену. Демократизм как-то сам собой исчерпался.  

Портрет дамы на траве. Великолепно передан свет. Но почему ноги ее укрыты золотистой парчой?  Бьет в глаза диссонанс парчи на летней траве. Что это: представления о роскоши или пленэре? Наверное, чтобы было красиво.

Здесь даже симпатично: к железным обрамлениям домов глаз привыкает, появляется колорит, мансарды, широкие карнизы и  декоративные картушы. Здесь когда-то в лучшие времена декора на промоснове обосновалась Луиза Тиффани.

В одной из галерей Юрий Купер выставил старую потертую дверь в рамке с зелеными одинокими яблоками по полотну. Тоже искусство. И стоит не дешево. Француженка Мари Бриссон  работает по холсту, покрытому тисненной бумагой. Mixed media on paper.

 Получается «состаренный» рисунок.

Понравились работы Анни Бачелье с Алисой в главной роли. Всего за 25000 долларов.

Классическое масло по холсту Томека Сетовского, американца Чеславского, польки Александры Новак. Каюсь, классические живописные работы мне ближе, пусть и в чуть модерновой манере.  Свободный вход, мягкие ковры, тишина..

Блуждать по галереям Сохо можно долго, хотя магазины их изрядно потеснили. Некоторые мы не нашли по старым адресам. Попались одинокие уличные художники. Но торгуют откровенным декором, а попросту яркой мазней «а-ля». Остатки богемной жизни Гринвич Виллидж на фоне приодетых манекенов в роскошных витринах. Богеме это не по карману.   

 

Вернисаж у Татьяны Грант. Идем на событие. Занятно рассматривать в  вечерних огнях, как из фабричных помещений делают кинотеатры и театры, магазины  и галереи. Чугун остается, его засилье уже несет монументальность и холод: мрачноватый стиль урбанистического капитализма начала прошлого века.  Стены не выравнивают, часто оставляют кирпич, лестницы, трубы, как в парижском центре Помпиду.

Галерея Татьяны Грант почти на границе с Чайна тауном. Не так давно она разошлась с мужем, деньги вложила в галерею, собственно, мы на первом вернисаже женщин-художниц из России, Америки, Бельгии. Татьяна самостоятельно все ремонтирует и обустраивает (здесь это хороший тон в бизнесе), но женщине сложновато управляться  с электропроводкой, замками и вытяжками. Вот и дверь заедает.

Пришло довольно много пестрого народу. Угощают Хванчкарой. На вернисажи работ русских художников всегда ходят американские художники. Ревниво рассматривают – нельзя ли что позаимствовать. Т.е. скрестить чьи-то находки с собственной  предприимчивостью?  Картины в разных манерах. Что-то напоминает Шагала, что-то импрессионистов..

Но любопытно. Работы не такие уж дорогие: от двух до восьми тысяч. Цены зависят от имени и размера работы. Мне нравится подход, когда более крупные работы оцениваются дороже по малярному принципу.

После вина и живописи вечер нам улыбнулся – идем другой дорогой по Сохо. Поручкались с здоровенной бабой многосисястой работы Шемякина под названием «Плодородие». Ну да, груди в ряд парами высотой с двухэтажный дом. И в чугуне. Галерея закрыта, бабища стоит на улице одна.

Надо сказать, что выставки нам еще предстоят. Вот уже собрались на выставку Ильи Зомба.   

 

Какие они, американцы?  По данным опроса 45% взрослого населения признались, что читают комиксы, 55 % сказали, что не читают. Надо сказать, что занятие это довольно тупое. Тем более для взрослых. Прямо раскол в обществе.  Приветствуется доносительство, карьеризм и агрессия.  Такие положительные качества к портрету. Причем, доносительство не по поводу предотвращения преступления. А, например, заложить маме подружку, которую отлучили в наказание от Интернета, а она появилась в чате. Карьеризм тоже в свободных формах, скажем, как отказ от семьи. Но этого и у нас теперь полно. Кстати, агрессия плохо сочетается с нашими представлениями об интеллигентности. Апломб сорняка, взрывающего асфальт.  

О милостыне.  Нравится мне, как негры (поликорректнее – афроамерикнцы) просят подаяние. Энергично трясут пластиковым стаканчиком с мелочью, иногда берут приступом, гортанно набирая слова. Меньше всего это похоже на  просьбу о милостыне.

В моей визе значится «dependent», что значит «зависимая» или без права на работу. Почему меня объявили зависимой? Так удобно американскому бюрократизму, будь он здоров. Это самое удобство так же удобно, как и любая зависимость, так, как когда-то был удобен экспорт негров из Африки.

Причем, удобство чиновника искренне не замечает моего неудобства. Но не будем цепляться к словам. Видимо, иначе им сложно определить цель моей поездки, а это важно. В переводе с чиновного – виза не рабочая. Всего-то делов! Фотографии, анкеты, визы, отпечатки пальцев – завидный путь идентификации.

Живность в городе.  Белки в маленьком садике у входа в наш билдинг  довольно дикие. С рук не кормятся. В парке и того хуже – «припочитают» орехи.  В разных местах надписи, мол, голубей не кормить. И не надо. Без того жирные. Другие надписи, мол, собак не выгуливать. Им бедолагам здесь грустно: морды в намордниках, лапу негде поднять, хозяин бдит с бумажкой – не оскандалиться бы. Запрещено собак выгуливать без поводка. На Вашингтон сквер есть огороженная площадка для собак. Отдельно такая же для детей. Вот там счастливые псы носятся и общаются. Но лая не услышишь. Что с ними здесь делают? А вот кошек не встретили, им такая свобода не глянулась. Либо всех Шариковы, т.е. «Роликовы» передушили.

 

Первое впечатление о Чайна тауне.

По Бродвею до Канал стрит, свернули в Чайна таун. Канал в прямом смысле – здесь была речка, ее засыпали. На окраине поселились китайцы.

Китайские товары одного типа по обеим сторонам улицы, куча бронзулеток. Особого впечатления это не производит. Есть и ресторанчики, но не так и много. Ожидания колорита, живых овощных лавок и обжорок не оправдались. Довольно грязно. Много обувных. Может в выходные лучше?

На ужин приготовила омлет с ветчиной и базиликом на итальянский манер, выпили испанского вина. Яйца здесь хороши, с ярким желтком, вероятно, их куры видят солнце (или специальную лампу).

А вот что очень хорошо  - музыкальные каналы. Уровень поп, джаз и всего остального просто высок.  Слушаешь без напряжения. Хочется еще и еще. Вот уж точно, нет плохих направлений, есть плохие музыканты.

Невыездной художник.

Едем в гости в Бруклин. Метро уже два доллара - поездка. Улица с длиннющим названием «Sheapshead bay». Вобщем, у залива формы овечьей головы. Квартира в первом этаже кондоминимума стоит 500 тысяч долларов

Этот вечер до приезда своих друзей с нами коротал «художник из Питера» Володя. Из Питера он давно, т.к. выехал в 89-м, а до этого десять лет «был невыездным», т.е. десять лет ждал разрешения на выезд от властей, имея в кармане состарившееся приглашение из Америки. 10 лет жил «на халтуре» и ждал, когда же выпустят и настанет счастье-счастье. Говорит, что его выпустили после визита Горбачева в Америку – его фамилия попала в список из 100 фамилий, переданный во время визита.  Обида у него на «Союз» (иначе и не называет) осталась густая. Возбужденно кричал с запахом бренди: «Я ничего не хочу иметь общего с этой страной, она меня не интересует!». С полным сурьезом рассуждает о выборах президента США, с пониманием относится к повышению налогов, даже и не рад их снижению – «надо же армию содержать!». Успехов больших не достиг, подвизается на дизайне. В нагрудном кармане все время припасает бренди для лучшего восприятия действительности. Хорошие стихи читал, свои. А вот с его женой – Ириной хотелось бы пообщаться. Она  тоже дизайнер, но, похоже, куда более успешный. Женщины часто выходят победителями за счет своей адаптивности.  

 

Прогулки по Брайтон бич.

Атлантика показалась довольно смирной в солнечный день, искрящейся. Длинный деревянный настил вдоль моря, песочный пляж.  Вдоль моря можно полтора часа шпарить на машине. Сто раз видели это по телевизору.

Старички на своей площадке играют в карты на деньги. Дети орут и висят на турникетах  - на своей.  Здесь пожилые дамы  знакомятся с женихами, многие прогуливают себя и собаку. Мрачновато  в стороне смотрятся краснокирпичные многоквартирные дома для бедных эмигрантов все в пожарных лестницах. Здесь же строят дорогие квартиры для новых русских.

Теснота Брайтона с русскими магазинами, русской речью, русской музыкой похожа на резервацию. Дамы в недорогих норковых шубах, много пожилых людей. 

Отовариться всем русским (продуктами, книгами, записями и пр) сюда приезжают даже из соседних штатов.

Книжный магазин «С-Петербург». Дама раскапризничалась на русском, ей хочется внимания, хочется выразить свое неудовольствие «по-одесски». Таких здесь няньчат, как детей.  Где же еще оторваться ей, но  кто еще читает по-русски в Нью-Йорке?  Об этом магазине хочу написать. Ностальгичекое место для русскоговорящих. На любой выбор книги, диски с эстрадой советских десятилетий. Выбор огромный. Встречаются имена, каких и на «Горбушке» не найдешь.  Знатоки так объяснили нежелание владельца магазина общаться с журналистом из России – диски зачастую нелицензированные. Может быть, а жаль. Хотелось понять вкусы людей, дети которых теряют язык.  Но бизнес жив вновь прибывшими.  

Нам нужно сделать дубликат ключа от апартаментов – идем на объявление «ключ за минуту». Пожилой мужчина действительно делает ключ за одну минуту! Мы для него вновь приехавшие. Грустно поучает: «Главное – чтобы работа была».

И то правда, для вырванных из привычной почвы это и есть главное. Источник пропитания.    

Правильные русские продукты.

Их можно купить только на Брайтоне:  правильный хлеб, колбасу. Маринованные огурчики и селедочку. Икра  и горбуша в привычных банках из Южного выглядят как родные. Тот же вкус, тот же цвет. Все это под звуки нашей российской попсы. Вроде и не в Америке. Но и цены правильнее, чем на Манхеттене. Вообще, для тех, кто любит сэкономить здесь раздолье.

Сеть магазинов «99 центов». Все, что ты здесь видишь, стоит исключительно 99. Народу полно, торговля идет бойко. За такую цену набирается многое из того, что в супермаркете и не взял бы, хотя товар качественный, но срок реализации на подходе.  Правило рынка простое: товара много, надо исхитриться и продать.  Собственно, это волнует и супермаркеты. На входе к концу месяца появляется газетка с информацией – на что реально снижена цена, т.е. раза в два, в три. Сочные апельсины из Калифорнии стоят доллар за шесть штук, а не за пару, как это было здесь же с неделю назад. Нужно поддерживать оборот. Не выбрасывать же!

Рыбалка на маленьком суденышке.

Развлечение выходного дня для всех желающих. Выдь к причалу, где качаются маленькие суденышки, дай им небольшую денежку (долларов 20), они возьмут тебя на океаническую рыбалку, дадут снасти, если хочешь. Весь улов твой. А можешь просто купить свежую рыбку. Тебе ее почистят и разделают тут же. Вобщем, выкобенивайся, как хочешь, но понемногу плати за это.  

Байки про Чейз Манхеттен бэнк.  

Парижское отделение банка присваивало деньги евреев, сдавая их гестапо. Дети их подали иск. Банк теперь судится.  Об этом напишу в материале.  

 

Меня постоянно спрашивают, почему я мало гуляю. Разве мало?! Один пример. Вечером прогуливаемся по Пятой авеню к Эмпайр стейт билдинг – довольно далеко. Но делаем это бодрым шагом – ветер прохладный. Офисы уже не работают. Несколько девушек в вечерних платьях и босоножках, сгибаясь на ветру, идут к дорогому ресторану. Длинные платья метут Пятую авеню. В черных накинутых пальто они больше похожи на группу паломниц-монашек в черном. Швейцар загоняет стайку гусынь и закрывает дверь. Мужчины сладкими парочками идут в свои злачные заведения. Время по интересам. Наверное, Бродский прав, что здесь в Нью-Йорке среди имперского размера зданий человек «приобретает правильный масштаб». Мы уже у Мэдисон сквер. Объявление: Аренда магазина на Пятой авеню за 14.000 долларов \квадратный метр. Вот это я понимаю аренда.

Подержанные  автомобили здесь  тоже активно торгуют. Машины покатались по страховке 3 года, но еще вполне. Банковский конфискат и страховые аукционы. Об этом решила написать материал. Один только пример. Один активный дядька родом из Киева возит к себе на бывшую родину машины. Здесь такая стоит 6-8 тысяч, а в Киеве – 24000 долларов. На каждой он имеет 1500-2000 гонорара, тому и рад. Кстати, для сопровождения машин лично  вылетает в Киев, растаможивает и сдает в надежные руки.

 

Начало марта.

Просыпаюсь под джаз. Спать под него просто стыдно. Время от времени  глаз цепляется за высотку номер один за окном. Задираешь голову, но без толку. Она не нанизывается никак.  Описательство первых дней меня порядком утомило. Да и как передать словами, скажем, музыку. На джазовой частоте  кошачьими голосами делают такой джаз! Саксофон, клавиши мягкими подушечками.. Продирает. Особенно после чашечки кофе.

Веду переговоры по поводу журнализма.

..С утра идет хлопьями снег прямо на вечнозеленые кустарники  и деревья. Пасмурно. Это после вчерашнего яркого солнца первого дня весны. Белки, наверное, загрустили. С полчаса бодалась с мылом ру, от такой погоды и связь с родиной, можно сказать, нарушилась. Плюнула и отложила «до лучших времен».  Пора на английский.

В Куранте на 13 этаже стоят кресла, черный рояль и отличный вид на город сквозь стеклянную стену. Можно смотреть вдаль, небо опять же близко. А можно разглядывать террасы, цветы и душевые на крышах, мансарды и укромные переходы. Еще там хороший кофе на выбор, мне нравится самый крепкий – колумбийский. Есть с ореховыми добавками, извращенский  -  без кофеина и другие. Но колумбийский хорошо мозги прочищает.

Да, вряд ли по такой погоде захочется гулять, а вот работать хорошо.

Нью-Джерси.

Грандиозная программу на выходные. Поехать на машине в соседний Нью-Джерси: посетить Дом художников русских и Музей науки.

С Манхеттена нырнули в голландский тоннель под речкой Гудзон ( по- здешнему Хадсон) и уже в другом штате.

Небоскребища  Манхеттена смотрят «глаза в глаза» небоскребам Джерси-сити, но линия в Джерси Сити в один слой и быстро прервалась.. Едем в полдень  - ни души. Ощущение, что петляем в Зоне. Ни единого человечка! Дело к полудню.

 Джерси Сити – тень самого большого города Америки. В штате выращивают овощи и фрукты, здесь дешевле жилье и меньше прессинг конкуренции. Но и возможности, соответственно.

Сонный дом русских художников темно-красного кирпича с высоким крыльцом,  но на лопате. Без объявлений и распорядка работы. Облом. Здесь же недалеко другой дом, где они традиционно селятся, пьют, колются и пишут картины. Неизвестные, нераскрученные, нищие.  Оказывается, дом купил новый дядя, решил что-то строить, а талантливый шалман банально разогнал. Куда они переехали? Расползлись  по разным штатам.

Музей науки и того хлеще – закрылся на ремонт. Место ровное, гусиный помет, ветрище – не забалуешь. Чуть проехали к Статуе Свободы. Бредем к Гудзону. Перед глазами два небольших острова. На одном, что справа стоит зеленоватая Дама Свободы. К нам она сейчас спиной, говорят, что смотрит в сторону Европы. А слева  Эллис - айленд с невысокими  приземистыми каменными и кирпичными  постройками конца 19 начала 20 века. Сюда приходили корабли с иммигрантами. С 1892 по 1954 годы около 16 миллионов человек прошли через этот фильтрационный пункт. Можно сказать, на глазах у  Лэди  оф Либерти. Но контроль проходили не все. Америка не хотела принимать нищих, хронических больных и немощных, одиноких женщин и политически неблагонадёжных. Евреи, итальянцы, ирландцы и все остальные, истратившие последние сбережения на дорогу в Америку и не прошедшие контроль, кончали жизнь самоубийством здесь же. Поэтому остров Эллис-Айленд назвали "островом слёз".  И еще примочка, были квоты на въезжающих, если на месяц квота на тебе выбрана – ты отправляешься в обратный путь. Люди здесь томились подолгу. Лодочку бы, да вплавь до  Манхеттена.

Сейчас на острове музей иммиграции. Все карточки ввели в базу данных. Теперь каждый американец может найти свои эмигрантские корни.

От острова  тянет невыразимой тоской. Меня всегда волнуют такие места. Чувствуешь их ауру. Здесь и впрямь густой воздух, несмотря на ветер. Аура стоит до неба: энергия разрывающейся надежды, кажется, последней. И здесь, в двух шагах Манхеттен смотрит через Гудзон.. Статуя Свободы. Тупое ожидание, карантин, бесприютство и полная неизвестность. Меня еще долго преследовали мысли об этих людях, как кошмар наяву.

Нас совершенно продуло. Возвращаемся  к машине. Едем в Сипорт, то бишь, морской порт с видом на море, Бруклинский, Манхеттенский и Вильямский мосты. Здесь прогулки-гулялки, магазины и целый круг закусочных всех кухонь на выбор: мексиканская, итальянская, китайская, греческая, вьетнамская.. Зазывают, дают попробовать. Кому «сифуд», а кому и мясо с овощами.  Стоит это дело 5 долларов всего. Выбираешь три блюда в одну композицию на тарелке. Еда с видом на искрящуюся воду подняла настроение. Согрелись. Говорим о всякой малозначительной ерунде, а все потому, что наболтались по ветру и холоду. Спешка и желание куда-то успеть. Никто не знает – куда и зачем.

Зеро.

Обратно шли через длиннющий Бродвей к себе. Выруливали чрез финансовый центр. Внутри дыра от бывшего Всемирного торгового центра.

Церковь Сан Поля в двух шагах от бывших  близнецов Всемирного торгового центра. Людно, внутри все об 11 сентября. Мишки, записки. Солдаты американской армии смотрят видео о том дне. Патриотическое воспитание, думаю.  Тут же фотографии, пожертвования. Кто плачет, кто-то молится.

Если не знать, о чем здесь все это – церковь похожа на сувенирную лавку. Так много ярких книжек, мишек, инсталляций и пр. Пробила меня кровать, покрытая синим вязаным пледом с мишкой у подушки. Пока до меня доходило  -  что здесь делает это кровать, почувствовала специфический запах гари. И все стало ясно. Во дворе церкви маленькое кладбище, а через дорогу огромная дыра за забором – место Всемирного торгового центра. Подходить ближе не захотелось.  Провал в окружении других небоскребов. Удар в сердце мирового финансового центра. В пленке стоит небоскреб Дойче банка, он тоже пострадал, но будет реставрироваться.  Поджарые  коротко стриженные американские солдаты в маскировочных комбинезонах и льняных сапогах погрузились в автобус. Время ланча –  патриотизм, хорошо, но пора обедать. 

 

Музей Метрополитен.

Спустились в обшарпанное метро у 8-й стрит, да неправильно – пришлось ехать в Ап таун через Даун таун. По–нанайски.

Подошли к огромному Центральному парку? Американцы называют его самой дорогой в мире лужайкой, намекая на стоимость земли. Но мы круто свернули в музею. Музей просто огромный. По величине запасников входит в пятерку самых больших музеев мира. Уникальная коллекция картин, скульптур, посуды, мебели, чего еще?

Египет. Приглушенный свет, мягкие дорожки. Постепенно приходит понимание, что портретам, украшениям больше трех тысяч лет.

Льняное белье из гробниц фараона.. Украшения. Сандалии из золота с золотыми же насадками на каждый палец. Всюду рисунки –  иероглифическая письменность знакомая по гаданиям. Один француз по заказу Наполеона их даже расшифровал. Но здесь прочесть невозможно по неграмотности! Знаком только символ «анк» в конце многих писем – символ вечной жизни. Узнаю знак «глаз» и «вода». Вот и все.  Послания плодородной цивилизации. Всюду Птица  - символ Тота, через «слово» хлеба и гуси. 

Корабли с человечками из других гробниц. Одну надпись срисовала. Вот что берут в Царство мертвых с собой.

Фотографируюсь у огромной статуи царицы Хатшепсут.  Она сидит, положив руки на колени. Смотрит прямо. Ее изобразили по канонам монарха-мужчины. Т.е. со странной бородой в виде языка хамелеона, еще и загнутого. Знаю, что нельзя, но кладу руку на шар – символ власти. Ощущение головокружения. Получила свое: «донт тач, плиз». Но восторг нарушителя  и радость прикосновения остались. 

Она царила с 1503 – 1482 гг до Рождества Христова. 31 год. Статую разбивали во времена Тутанхамона. Всматриваюсь в лица египтян. Очертания губ и разрез глаз напоминают мне мамины. Или это начинающееся безумие.

У многих масок разрушены носы. Оказывается, это вытворяли воры в гробницах. Разрушая носы статуям и маскам, они уберегали себя от преследований духов этих людей. 

Еще в этом музее умудрились установить арку и комнату египетского Храма Дендур. Огромное застекленное пространство: здесь отдыхают, носятся дети. Их волокут в любом возрасте безумные родители. В колясках, на шее, в рюкзачках. Кто еле ходит. Кто ползает, но по Музею!

Здесь же в определенные дни и часы проходят концерты классической  музыки. Музыканты играют, певцы поют в интерьере Древнего мира.

Слегка очумев от Древнего Египта, идем целенаправленно к любимой мной европейской живописи 17 века.  Хороши все-таки голландцы. Рембрандт, Хальс. У  Хальса  горожане живые, энергичные, красномордые. Охотно веришь, что эти люди купили у индейцев  остров Манхеттен в пересчете с гульденов за 26 долларов. И новые земли открывали, и дамбы строили, и тюльпаны выращивали, и много еще чего.

Удивительно, но здесь я нашла любимый с детства натюрморт. Он так и называется «С бокалом» Петера Клайса. Была у меня такая книжка с черно-белыми иллюстрациями, правда, на мелованной бумаге. Этой книжкой я дорожила, тем более, альбомов с хорошими репродукциями было не достать. Целый зал  роскошных композиций с цветами. Цветы Якоба Восмаера. Фотографирую. Пытаюсь утащить частичку кайфа и красоты, но свет слабоват. 

Тинторетто, Тициан.. Французы. Средневековая живопись. Импрессионисты. Постепенно начинает смеркаться сознание, рябит в глазах. Публика настолько пестрая, что можно с успехом и ее рассматривать. Вавилон. Все племена, все языки. 

Уже на выходе, в изнеможении зашла в зал французской королевской мебели. Расписные буфеты, будуары, столики и трельяжи. Второе дыхание появилось, но, обозвав «вещисткой», меня практически вывели под руку.

Еще долго шли по Пятой авеню, потом метро. Сил уже не было. В воспаленной голове еще какое-то время крутился дивертисмент картин, людей, пол сливался с потолком. Но появилось жгучее желание что–нибудь нарисовать. Графика, акварель – уже не важно. 

День приятной авантюры.

Слабо сесть в машину с незнакомцем и отправиться в соседний штат ради строчки в журнале? С утра поехали в Нью-Джерси. Хайвеи, болтовня по дороге. Потом два интервью и обратно. Два фигуранта должны оказаться некоторыми усилиями в материалах. А впечатление? Широкие автострады, платный и красивый навесной мост Верезано, в честь итальянца, открывшего Манхеттен. Одноэтажная Америка щитовых домиков. Ровно, сонно и солнечно. Коты на солнце обычно  жмурятся, вот и меня такое же настроение.  

Колоритный западный хохол меня вез по имени Стас. Рассказал  много любопытного о своих скитаниях. Как он попал в Германию через Польшу из Львова. Провел в Германии 17 лет, но бежал от жены. Оказывается, после развода он обязан платить алименты жене в размере 2500 евро, т.к. имеет диплом инженера. И плевать, как он эти деньги заработает. Могут и тюрьму посадить, но платить и после тюрьмы придется. Вобщем, бежал мужик в Америку.

 

В России уже поздравляют женщин с 8 марта, а у нас только 7-е.  

Утро решила начать правильно и предложила Анне выпить кофе. День наконец-то весенний и яркий. Отправились по Бликер, зашли в итальянскую кофейню Данте. И три часа проявляли женскую солидарность. Я вспоминала наши владивостокские «кофейные посиделки». Просто говорили обо всем. Так мы отметили российский день 8 марта.

..В пяти минутах от Вашингтон сквер, от нашего дома церковь, в которой отпевали Иосифа Бродского. Анна была на панихиде.

Вечером у Анны прием, а мне надо писать материал. Вот все откладываю «сладкий миг».

Познакомились с интересной парой из Израиля. Михаил – диссидент и отказник, увлеченно говорит о политике, но что важно – не менее увлеченно о театре (благодарный зритель и заядлый театрал), о книгах, о выставках.

Уже  поздно получила сообщение из Владивостока – умерла Галина Николаевна. Кажется, 6 марта. Мамина подруга по студенческим годам. Когда мама приезжала во Владивосток, встречались. Галина Николаевна поддерживала меня с маленькой Танюшкой первое время в незнакомом городе. А потом мы просто общались, как  близкие и родные люди. Мы были в гостях  у нее в сентябре, когда приезжал папа на свадьбу Дениса. Полная жизни, уравновешенная и улыбающаяся..  Позвонила мне, увидев Танюшку по телевизору. «Как похожа на Нелли!». И тут совсем нездешний голос за дверью. Галина Николаевна под предлогом не стала открывать дверь – не захотела остаться в памяти слабенькой, уходящей..  Пожелала мне доброго пути с «может еще увидимся», но без всякой уверенности. Тогда я почувствовала, что мы больше не увидимся. Во дворе лежал мокрый снег, пыталась увидеть ее силуэт в окне кухни, но очень высоко. Да и окно узкое. Всю дорогу в машине ловила слезы и вспоминала. Фрукты отдала Танюшке. Это было 14 февраля.

За время нашего здесь пребывания, а это меньше месяца, второе известие о смерти после чудовищного убийства Ильи Зимина в его московской квартире.

Наша жизнь здесь какая-то временная и оттого искусственная. Все настоящее происходит там, в России.

Теплынь!

Ну, наконец-то! После кутаний и скукоживания плюс 17, по Фаренгейту  - плюс 50. И без предупреждений: раз, и квас.

От счастья город сошел с ума. Разделись и стали в два раза быстрее семенить по улицам.

Кафешки вылезли столиками на улицу, запахло свежим хлебом, пиццей, кофе.

На Юнион сквер гудит молодежь, тут же негритята лабают музыку, а ля  Брегович – заведись!  Индиец, торговец фруктами сказал, что он воодушевлен, хочет домой и, отвалил сверху еще фунт винограда. В обувном скинули 180 долларов, сообщив, что я счастливица!    Долго еще плелась и соображала, мол, а счастливица ли?

До позднего вечера в Вашингтон сквер играли музыканты, группы и одиночки. На Бликер стрит ночные клубы заполнились до отказа, в барах и ресторанчика на каждом шагу гомонел народ.  От всеобщего возбуждения  и сам становишься дурным. Все работает.. Разгоряченные люди, даже нарядные женщины. Девицы уже  и пьяные от весны. Гудеж! Еще и пятница вечер.   За три недели Нью-Йорк впервые показался праздничным веселым и дурашливым. Стало комфортно на улицах: кругом огни, колокольный звон и музыка из машин, хохот  и разговоры..   Забавно  и весело. Небоскребы на фоне темного вечернего неба стали почти уютными. Но даже грустить хорошо. В пестрой толпе легко собираться с мыслями. Это просто поток жизни.   

Мэйсис.

Мэйсис – громадный магазин за пересечением  Пятой авеню и Бродвея. Далековато. Магазин, конечно, отдельная песня. Сюда можно приходить жить - есть диванчики у примерочных, кофе наливают.

Одежда коллекционная, отшита в Китае, цены приличные. Возвращаемся по Шестой авеню или Америкас.. Череда магазинов, Лэди миля, блошиный рынок.. В голове уже компот.

Окно наших «апатментс» выходит на французский домик. Дальше немецкий. Их и в самом деле поддерживают французская и немецкая «коммюнити». Они так и называются. Там красивые диваны, обитые белой кожей, золотые канделябры на стенах, картины. Вечерами слышен гомон: люди с бокалами, музыка при золотистом освещении. Сюда должны приходить французы, общаться, слушать музыку. Тематические вечера.

Если в нашем дворике стоит Сервантес, скочут белки  и разбит крошечный скверик, то дворик французского домика вымощен  булыжником, он старый-старый. А через этот узкий дворик  - бывшая конюшня. Двор сквозной с Пятой авеню на параллельную улицу, но закрывается – оттого уютный и обособленный. 

А дом, в котором мы живем построен в 20-х гг 20-го же века. Писательский дом, а также другой творческой интеллигенции. Вот и пишем. Пишем. 

Другие опыты.

Целеустремленным всегда дают понять: в жизни есть место для творчества!

С утра шел дождь. Причем, настоящий весенний. Упорно прячемся под зонтами и бредем к месту сбора. Еще полчаса слушаем рассказ живенького американского мальчика - он защитил диссертацию по джазу. Ставит диски. У мальчика, наверное, богатые родители. Кто же еще разрешит чаду за 150.000 баксов получить никому не нужную специальность?

Потом бредем к метро. Иногда туристу лучше поспать. Ей-богу! 

Мы зашли в Кажун, ресторанчик с живым нью-орлеанским джазом. Звучит спокойная композиция, сухо и даже жарко, пахнет горячей едой. Жизнь постепенно налаживается.

Кажун – это специфическая ньюорлеанская кухня а-ля французская. Бывшая колония все-таки.  Предлагают Шампань или Шампань «мимоза». Заказываю «мимозу» - шампанское с с апельсиновым соком. Извращение, конечно, но дурит быстро.

Заказали суп.  Устричный с артишоками меня не воодушевил –  лучше классический луковый. Остро и горячо. Антре: измельченная говядина «бургунион» с коричневым винным соусом  и картофелем «фри». Приготовлено все так, что поваренка-негритенка хозяин должен высечь. Картофель пересушен, мясо не досолил. Правда, соус хорош. Ну что, мы сюда есть пришли?

О самом ресторанчике. В глубине небольшая сцена с бордовым плюшевым занавесом-обрамлением. За спиной у музыкантов зеркало со старомодным обрамлением и рисунком по поверхности. Лампы с зелеными абажурами.  На стенах старые фотографии. Перед нами большая картина нехитрых радостей в Нью-Орлеане колониальных лет. Усатые мужики охмуряют томящихся дам, белый пароход вдали.  Густой флирт, омары на столах.  Такую старомодность здесь зовут модным словечком «винтаж».

Приятно другое – живой джаз. Чудесный бархатный голос Мирны Лэйк, темнокожая дама почтенного возраста выдавала такую энергию. В таких случаях и говорят «поет, как дышит».  Вокал, саксофон, контрабас, фортепиано. Банда зовется «Друзья Джимми Бата».

Вот их игру не сумел испортить даже поданный американский кофе в тяжелой кружке.

На удивление, ресторанчик был заполнен до отказа. Галдели временами хуже северных птиц. Но музыку хороша. Чистая энергия импровизации и невыразимая негритянская грусть  в самых мажорных местах.

Возвращались пешком, хотелось немного подышать. Дождь кончился. Маленькая мексиканская девочка выпустила из рук шарик. Он полетел на дорогу, мама гортанно запретила туда соваться. Шарик завлекательно прыгал в двух метрах по проезжей части. Завыл почему-то мальчик. Детей мамаша увела, а розовый шарик  остался. Совсем как у Окуджавы: «Девочка плачет, шарик улетел, ее утешают, а шарик летит». 

Встречаемся в кафе на углу Бликер стрит.

С утра позвонила Анна - идем пить кофе в «Реджио». Другая маленькая итальянская кофейня на Бликер стрит. Тот же винтажный стиль. Ненужные старые вещицы, скульптуры. Но кофе хорош. Сюда любил заходить Бродский. Наверное. Бродский здесь повсюду, его Дух. Уютная кофейня, чудные десерты. За окном узкая улочка и красно-кирпичные дома. В Гринвич виллидж запрещено строить небоскребы. Где ты? В Венеции, в Нью-Йорке? Думаю, это нравилось и Бродскому. Кто-то завтракает, молодой мужчина в длинном пальто пьет кофе со сливками, заказал взбитые сливки с фруктами (сластена!) и разложил свои бумаги. Утро солнечное, а мы болтаем без умолку.

Хозяин перепутал: подал купуччино вместо двойного эспрессо. Смешался, предложил заменить.. Так еще лучше! Оказалось, что и счетза эспрессо. Но типсы оставили. 

Возвращаюсь ко времени обратно - надо успеть в МОМА. Вижу, что ванной кто-то был.

Выясняю у дормена – поляка «кто».  Сантехник. Интересно, почему сантехник оставил полировку для ногтей?

МОМА.

Музей современного искусства. Здоровенное здание из стекла, металлических конструкций и мрамора. Музей частный, билет стоит 20 долларов. Вот уж не дала бы. Поднимаемся по эскалатору на шестой этаж, бредем залами вниз. Спускаемся с горы. На «вершине» расположились импрессионисты. Что приятно. Произвела впечатление американка Эндрю Уайс «Мир Кристины». Мечты девочки-девушки  среди полей, вдали одинокий деревянный дом фермера и соседской семьи, просторы куда ни глянь.. И что здесь делать молодой девушке? Дальше – хуже. Джексон Полок со своей мазней пальцем и тюбиком. Инсталляции. Знаменитые банки из-под супов. Свободное самовыражение. Кто-то с радостью, а кто со злобой, с безнадежностью.. До развития психиатрии это м.б. и считалось искусством. Теперь можно спокойно определять депрессивные состояния. Нет, конечно, ассоциации иногда хорошо побудоражить, повозбуждать воображение. Но людям восприимчивым и возбудимым это даже вредно. Искусство переродилось в дизайн. Придется поддержать это белиберду, мол, надо же ему (искусству)  куда-то развиваться. И правда?

Вобщем, глагол «desire» -  желаю, вполне подходит к дизайну: чего хотите. Такие вот нехитрые размышления. 

Хорошо сказал Марк Воннегут в письме: «.. реакция на  непомерные цены, которые   в   уходящем   столетии   платили   за   произведения   искусства. Фантастическая  концентрация  банкнот  дала  возможность  некоторым  людям и организациям  материально  стимулировать  кое-какие  человеческие  шалости с неуместной  и потому  огорчительной  серьезностью. Я имею  в  виду не только детскую  мазню, выдаваемую  за  искусство, но и прочие ребяческие  забавы  - когда взрослые, как дети, носятся, прыгают или мяч гоняют.  Или пляшут».

Идем к Рокфеллер-центру.

Фешенебельное место НЙ. Фольгированным золотом отсвечивает скульптура  в стиле «модерн арт». Что-то человеческое угадывается. Посреди городу каток. Лед понятно искусственный, но чудно. Здесь хорошо разместиться почти лежа на круглой скамье и глазеть на небоскребы. Если прищуриться, небоскреб становится похож на гигантскую микросхему, взгляд просто улетает вдоль него к небу. Постепенно появляется ощущение Матрицы. Сколько в этих сотах людей?

Проходит деловая парочка. Он в дорогом пальто, все с иголочки: и обувь, и костюм, она в строгом костюме. Ребята с Пятой авеню.  Такой денежный ветерок подул. Не чета бездельникам туристам, что колготятся кругом. 

Здесь такая мода: роскошно обставляют так называемые холлы или «лобби» - цветы и мрамор. А еще разводят сады на крышах. Когда смотришь вверх, зелень деревьев сливается с облаками.

Органная музыка.  

Уже по дороге к метро мы случайно зашли в Собор Святого Томаса. Просто что-то щелкнуло.  Высоченные своды собора, такой же устремленный ввысь алтарь: фигуры мужчин и женщин: апостолов? Святых? Стрельчатая церковь во французском стиле. Звучит орган. Пусто,  пара-тройка людей сидят и слушают. Может, молятся.

Проходим ближе, садимся. Все. Час пролетел незаметно. Ну, как можно описать звучание мощного органа. Органист вынимал звуки из нижних регистров, форте было почти на грани восприятия. Разрывало грудную клетку. Нервы замерли. Шелохнуться я  так и не смогла. Постоянно наворачиваются слезы. Внутри что-то раскрывается. Так душа разрывается.

Но не было безысходности, звучание органа уводило к верхним регистрам, становилось радостно.  Органист привел к невозможному счастью и свету! Так построена композиция, так играл органист. Что чувствуешь? Благодарность. Ты можешь летать. А можешь, замерев стоять перед духовным содержанием мира. Только мощь органа способна воспроизвести его. 

Выходила из собора с надеждой еще раз прийти сюда в воскресенье. За углом, на 53 улице напротив собора номер офиса огромными золотыми цифрами на черном мраморе «666». Все рядом.   Здесь же сидит нищий.

Мне хотелось побыть одной, погулять. Вечером по телевизору снова репортаж об убийстве девушки-студентки здесь неподалеку, в ночном клубе в Сохо. Последние дни  это первая новость. Студентка была в ночном клубе «Стены», поссорилась с парнем с Ямайки на условном сроке,  хорошо выпила, обозвала его. Вобщем, нашли ее изнасилованной и убитой в Бруклине.

Быстро вышли на этого парня. Баунсер в том клубе или вышибала. Уже и анализ спермы показал.. Он.  Теперь получит и хозяин клуба, т.к. наврал следствию, мол, она уходила одна. Дело будет слушать Большое жюри. Скорее всего, его казнят. Здесь смертная казнь не отменена. Детина, конечно, здоровенный.  

Мода- дело серьезное.

Несколько остановок на метро, Мэри Клэр принадлежит не самый высокий, но все-таки небоскреб. Томимся в ожидании, тут же сидят американки и выбирают косметику из профессионального кейса. Идет активное тусование помад и тональных кремов. Собственно, в этом и есть, как оказалось позже, главное очарование этого журнала. Здесь все профессионально барахолятся. В редакции то там, то сям  длинные каркасы с летней одеждой, купальниками, блузками и платьями. Огромные контейнеры с косметикой и средствами для ухода. Специальный народ ходит по магазинам и все это набирает. Хотят знать, что рекламируют, о чем пишут. Они так  и шутят: журнал, который пишут помадой.

Дамы здесь работают довольно приятные и относительно молодые.  Нас приглашают в комнату для  коллективных обсуждений. Она тоже неистребимо напоминает будуар: портреты кинозвезд с автографами, тюльпаны в прозрачной круглой вазе. Журнальчики свои и конкурентов.

Большой круглый стол. Вокруг стенды с будущими журналами: каждая полоса в виде прямоугольничка 3 на 4. Мозаика заполняется по мере создания полос. Хорошо видны белые пятна, что удобно. Май уже в картинках и текстах, июнь лишь в названиях тем.

Показали и  свежую обложку на июньский номер в бирюзовых тонах с контрольными еще полосами цветности: модель похожа на Сару Дж. Паркер.

Нам уклончиво говорили о съемках моделей, мол, стоят от $5000   и до $50.000  в час, а снимаются и 2 часа. И 10 часов. Их можно понять! Рассказывали о принципах визуализации и информации. О том, что не хотят уже быть просто гламурненькими, хотят нравиться разным женщинам. Правда состоит в том, что тексты материалов таких журналов разительно отличаются в России и в Америке. Российский Мэри Клэр слаще и гламурнее, но это подстройка под вкусы аудитории. Американки другие, вкусы и интересы у них тоже другие. Правильно считают себя дитятей глобализации. И посредником между ТВ и газетами.

Что очень симпатично с точки зрения профессиональной организации работы – умение выстроить процесс так, чтобы каждая публикация проходила разные руки и мозги. Т.е. складывалась командная работа при четком разграничении обязанностей и функций. Вот это круто!

Потом еще довольно долго петляли по редакции: те же наряды, люди за компами в полном кавардаке вырезок, журналов, бумажек и стикеров. Получают в среднем тысяч 15 долларов в месяц. И неплохо себя чувствуют. Напряга не ощущаешь.  Истории в журнале пишутся и 11 месяцев, и 4 года. Вот это размах! Со временем дамы повытеснили мужиков, теперь 50 на 50. Но о названии рассказали как-то уж очень уклончиво. Мол, начинали в Париже, потому и Мари Клэр. Хотели чего-то женского, красивого, креативного. Получилось «Свет Мари».     

Обратно ехали с Таней, молодая девочка, здесь с мужем. Сидит целыми днями рядом с ним и учит язык. Вероятно, хотят остаться. Так весело сидят уже полгода. Жаловалась, что очень поправилась, причем, хлеба не ест и пр. Долго обсуждали эту тему. После чего я купила цыпленка гриль к калифорнийскому вину. Потом долго колдовала над шампиньонами, изощряясь с соусом: бросала травки в раскаленное масло, добавляя пряные томаты и вино.  А Таня отправилась в офис и съела огромный гамбургер. Вот так мы, девушки, боремся с резким потолстением.. 

Телеканал ЭнБиСи.

Ну, у этих ребят небоскреб еще выше. Задираю голову, где-то над крышей нервно бегут облака. Дальше – больше.

Проходим огромным лобби размеров третьего рейха: черный мрамор с золотом. Череда огромных кубов с ярко-желтами и белыми хризантемами. Зеркальные полы, черные гуси безопасности провожают взглядами, улыбаются, мол, приглашаем.   Торчащие из ушей деньги. Ощущение такое, что деньги здесь уже никто и не пробует считать.

Проходим службу безопасности как на въезд в страну. Фото, паспорт – получи бейдж. Снова ворота металлоискателя, отметка бейджа.  Идем на встречу с продюсером Тимом Сандлером. Душка и симпатяга, очень комфортный в общении человек. Американцам присуща эта приятная манера внешнего общения: внимательно слушать, мягко отвечать, извиняться при каждом шаге. Вобщем, всеми способами снижать агрессию. Таких и берут на работу.

Показал нам документальный фильм «Дети войны». Снимали ужасы войны глазами детей в Уганде.  Бюджет 100.000 долларов на 6-7 человек съемочной группы. Рассказывал о своей продюсерской доле.

В коридорах исторические фотографии бывших телеведущих с блестящими зубами. Гладкие и уверенные в себе. Здесь же русский портрет довольно жесткого человека по фамилии Сарнов. Мрачноват. Нам говорят, что он приехал без знания языка. Верю. Фотографировать запрещено. А история такая. Предвидя триумф телевидения, Давид Сарнов бросает все силы  на развитие отдельной радиовещательной компании National Broadcasting Company (NBC), организованной им в 1926 году для обычного радиовещания. В 1936-ом NBC начинает телевещание с самого высокого здания в Нью Йорке - Empire State Building, строительство которого только завершилось. Благодаря усилиям Сарнова NBC долгое время будет крупнейшим вещателем в США, да и сейчас продолжает входить в первую пятерку.
Завод Bloomington в штате Индиана был запущен в 1940, а в 1947 году настольный телевизор модели RCA 630TS продавался за  $375, что было весьма дорого по тем временам, но уже вполне доступно. Что было в России в те годы  - отдельная тема. Америке – стране эмигрантов везло на таких энергичных людей со всего света.
Странно, почему запрещено фотографировать?   После общения с Сандлером бродим по этажам, глазеем на съемки программы через плотное стекло, заходим в пустые студии. Все потолки в осветительной аппаратуре, разнообразные выгородки. Маленький мемориал погибшим на съемках репортерам. Иногда пересекаемся с такими же группами зевак. Собственно, это политика телеканалов -  знакомить всех желающих со своей работой. Потом будут смотреть, мало смотреть, еще и пальцем показывать. Вот такой интерактив со зрителями. Экскурсия прошла гладко.   

Читая нью-йоркские газеты, многого о России не узнаешь. «ЭмНЙ». На второй полосе крошечная заметка в рубрике «Энималрепорт»  о России: Не свинские свиньи, мол, свиньи. Текст: Свиньи – новые атлеты в городе. Недалеко от Москвы их тренируют для международного зоошоу.  Алексей Шаршков – вице-президент федерации спортивных свиней. 

Гвоздь же номера материал о «Зеро», месте, где стояли башни-близнецы Всемирного торгового центра. За полгода до 11 сентября Лари Силверстейн подписал на 99 лет аренду. И теперь платит 10 миллионов долларов ренты в месяц за 16 акров земли с новым названием «зеро», т.е. «ноль».  

Побродим?

Наши с Анной прогулки отличаются полной спонтанностью, но затягиваются часа на три. Встретились у памятника Ла Гвардия. Был такой боевой мэр НЙ в страшные годы депрессии. Отличился в глазах сограждан, вот стоит памятником. Коренастый такой, с открытым ртом (орет что-то), ноги в решительном шаге..

Анна предложила отправиться в Вест Виллидж. Я не сопротивляюсь. Удивительно, но в таком большом городе днем можно найти маршруты, на которых ты почти не встречаешь людей. Путешествия во времени. Когда устал и не хочется никуда спешить. Мы пошли по улицам солнечным и пустым. Виллидж отличается от остального НЙ тем, что улицы здесь закручиваются. А там, все разлиновано: авеню с севера на юг, стриты с запада на восток. Мы заворачиваемся вместе с улочкой Минетта, была река, ее заковали когда – то, получилась улочка. Домики похожи на европейские. Вот два одинаковых домика с черепичными крышами с одним общим садиком. Его построил отец для дочек-близнецов. Дома притираются друг к другу, у  каждого маленькое крыльцо, свой номер и свое деревце. А вот и половинный домик тыквы.  Он настолько мал и узок, вся стена чуть шире окна, а в глубину метров десять, что ему дали половинный номер. Не без смеха.

Никогда не думала, что увижу.  В детстве любила рассказ О.Генри «Последний лист». Девушка тяжело болеет, а с ветки каждый день падает по листу. Остался один. Нарисованным. Здесь на каждом шагу встречаются тени писателей, поэтом, артистов. О’ Генри в их числе. Вот этот двор, и дерево, и красный дом с множеством окон на английский манер с белыми решетчатыми рамами.

Идем по Бедфорд  стрит. Театрик Черри лэйн знаменитый премьерами пьес С. Беккета.  Олби. Совсем маленький. С ума сходили по театру абсурда. В Америке нет репертуарного театра в нашем понимании. Театры ютятся в маленьких зданиях. И это нормально. Как и кинотеатры, т.е. в помещении, например, бывшей фабрики, да не всей, а лишь уголка.

 

День Святого Патрика.

А вот и знаменитая таверна «У Чамли» без вывесок. Секретное местечко.  Во времена сухого закона «прохибишена» сюда приходили за горячительным «свои». Ничего не изменили. Кованая дверь, вверху решетка, узенькая деревянная лестница  круто поворачивает наверх. Рослому мужчине не развернуться. Внутри жарко. День Святого Патрика: все, кто считают себя ирландцем в душе, уже пьют пиво. Старая мебель, на стенах старые фотографии писателей, поэтов, артистов, журналистов. По замыслу хозяина – профессиональных пьяниц. Не обошлось без Хемингуэя. Нас любезно встречают. Не повернуться, так тесно. Через зальчик выход во двор – черный ход. Там лежат две огромные собаки, мы не стали испытывать их доброту.

Брожение пора на время остановить. Выбираем таверну по соседству под названием «Мусташ» - усы. За длинным столом ланчует группа мужчин. Больше никого.  Заказали «бабу хануш», фирменные лепешки, зелень острую порубленную зелень со специями. Анна представила меня хозяину, тот сказал, что говорит по-арабски, по- французски, по-английски, но по-русски..  Кухня оказалась ближневосточная – на любителя. «Баба хануш» из баклажанов, обожженных на открытом огне с запахом дыма, измельченных в терпкую пасту. Подают с оливковым маслом. Лепешка тоже готовится на огне и похожа на шарообразный лаваш по вкусу. Зелень мелкая-мелкая и острая. Медленно смешиваем, намазываем и употребляем эту если не еду, то «времяпровождение». Заказываю настоящий турецкий кофе. Он действительно мелкий, крепкий. Все перегородки в мозгах встали вертикально, глаза расширились. Гадаю на гуще.   

Из чашки вылезает огромный жук-скарабей. Невероятных размеров. Отчетливый настолько, что других образов просто нет. Перед глазами стали все скарабеи, виденные в залах Древнего Египта в Метрополитен.  Их там огромное множество. Не зря подержалась за Хапшепсут?

 Египтяне считали, что маленький жук повторяет путь Солнца, которое воскресает, возвращаясь из мира теней.  Символ Хепри – скарабей  имел функцию Демиурга, Творца мира, человека и Вселенной. Он всегда символизировал невидимую силу созидания, которая дает толчок для движения по небу не только дневному солнечному диску, но и всему сущему.
 Скарабей  - символ импульса, который получает душа для небесного полета, для возрождения в мире духовном, после того как в ней начинает умирать и разлагаться все материальное. Он олицетворяет сокровенную силу Сердца, которую человек должен пробудить в себе, для того чтобы возродиться, умереть и воскреснуть, преодолеть любые испытания, ожидающие его в жизни и после смерти.
После смерти скарабей превращается в свидетеля души умершего, свидетеля всех его деяний, в судью его собственной совести, от которого зависит его спасение или осуждение. Вот и думай над таким гаданием. 

Мы идем  на вернисаж Ильи Зомба.

Одессит, уже лет 15 в Америке. Знали о выставке заранее, даже просмотрели картины в нете. В Бруклиновке уже разошлась информация.

Нам до галереи пешком минут пять. Приперлись раньше– бродим по магазинчикам.

Входим. На стенах знакомые картины, но живьем. Пухленькие балерины с носорогами, зебрами и слонами. Матовый свет, блеск лака, света. Возрожденческая болотная  зелень и умиротворение, почти статика. Балерина смотрит в сторону, а носорог наколол гранат и смотрит  на нее мужским взглядом. Вот балерины откинув ножки идут по воде аки по суху, а за ними зебры.. «Метаморфозы тишины». Так это называется.

Нам говорят, что три картины уже проданы. Цены в 50-60 тысяч долларов. Обсуждаем технику с Сашей (то ли коллекционер, то ли журналист). Сам Илья Зомб ходит счастливый, как именинник. Симпатяга. Но работы такие декоративные, что трудно воспринимать такую живопись всерьез, а надо. 

Наливают калифорнийское вино: белое и красное.  Народ русскоязычный пребывает. 

Становится жарко. Пора нам сматываться. Идем пить кофе с пирожными в знакомую кофейню Данте. Культурная программа закончилась. Все равно не сбросимся и не купим картину. Тем не менее, Илья Зомб со своей выставкой попал в журнал «Нью-Йорк» в колонку культурных событий. Вот и мы приобщились. Какое-то декоративное у них тут искусство в ходу.  

Всемирный фестиваль кофе. 

Погода за окном ничего хорошего не обещает. Кофе закончился. Заматываешься шарфом, скукоживаешься и идешь в «Порто Рико» на Бликер. Магазинчик не хотят открывать, уже нас человек пять толчется и переминается с ноги на ногу. А там, внутри!  В центре стоят мешки с зернами кофе отовсюду и благоухают. Французский с Явы и Суматры. Колумбийский. Мокко и не мокко. Запах возбуждает. Сразу становится теплее. По стенам на деревянных полках чаи  в закрытых банках. Злачно. У окна ваниль и шиповник, сушеные листья лимона другая травка. Тут же кофе измельчают, развешивают каждому по бумажным пакетикам. Ароматы ураганные просто.

В такую погоду делаю суп харчо. Горячий и острый. Со специями, колбасками, томатами оливками. После обеда хочется развалиться и замереть. Но едем в собор Святого Томаса. Слушать орган. На этот раз все произошло пристойно, даже академично. Не покидало ощущение концерта. Органист играл на двух органах. Старый звучал значительно мощнее и богаче по тембру.   Бах: фантазия соль минор, часть из Мессы, Феликс Мендельсон Бартольди, соната ля мажор, Франк. Органист по фамилии Барнс, сухощавый и довольно высокий. Играл хорошо, долго раскланивался, но чуда не произошло. Ощущения, что музыка вскрывает грудную клетку и открывает сердце, не было. 

Бредем по Пятой. В соборе Святого Патрика - самом большом соборе города -  заканчивается служба. Зашли, чтобы погреться. Много свечей. Служба безопасности зорко отслеживает фотографов, проверяет сумки. Народу здесь много.

Тайм сквер.

Ощущение, конечно, нереальное. На ветру  рекламы не затухают, но и не согревают. От постоянного мелькания и смены картинок рот открывается. Срабатывает эффект телевизора – банально пялишься на все это и крутишь бестолково головой. В дискотеку «Голливуд» очередь из молодняка. Магазины музыкалки и видео переполнены. Народу полно. Но становится весело. Хорошее место это информационный центр. Во-первых, тепло, во-вторых, тоже полно экранов.  Предлагают картины посмотреть, что идет на Бродвее. Куда пойти развлечься? Но фишка в другом. Стоит аппаратик с экранчиком и встроенной камерой. Ты фотографируешься, а потом тебя показывают на большом экране Тайм сквер, да еще в Вене, да еще в Гонконге – если не врут. Это, наверное,  для того, чтобы быстрее выбегали из центра на себя посмотреть!

После таких прогулок мне была прямая дорога в горячую ванну.

Закончился первый месяц в Нью-Йорке. Незнакомые вкусы и запахи стали привычнее. К футам, фаренгейтам, милям, фунтам и квотерам почти привыкли. Звуки?

Еще действует на нервы периодический скрежет камеры пыток, читай, включения системы отопления. Шум полицейских машин - реже. Большой муравейник показался развеселым местом  с бесконечным выбором всего. С пестрой толпой и улыбающимися людьми. С кем-то даже познакомились. Здесь совершенно тихие собаки и дикие белки под окном. А младенцы ездят в колясках без шапок, когда и у взрослого уши заворачиваются от ветра.  Здесь ветер носит запах денег, и роскошь стоит почти монументально. Хотя публика на улицах одета довольно странно: вне возраста, вне здравого смысла. По каким-то своим законам моды и выпендрежа. Вот к моде и магазинам надо присмотреться.

Ольга Макарова (9-13, North sq. , Manhattan, New-York)