Американские записки. Часть 2
| 
| 
«По Фаренгейту 35 градусов! Градусов много, а холодно!». Так мы шутим. Весна еще в пути. Солнце по-прежнему светит, но не греет. Ветер перемен освежает чрезвычайно. Опять же героев надо искать, темы для материалов – кармические долги тянут.
Сходила вчера в Мэйсис. Все началось с того, что машина в сабвее сожрала нагло последние 2 доллара на метрокард, пока я тыркалась в огромной заколке для волос - турникете. Пришлось идти к другому входу с кассиром и покупать новую карточку. Страшно ругаясь, я подскользнулась на дорожке в Вашингтон сквер и грохнулась, перепугав проходящих американцев. Они участливо кинулись к источнику грохота, кажется, очки не пострадали.. От поездки с таким низким стартом стоило ли многого ожидать?
Опишу свои блуждания по самому большому универмагу в мире! У американцев есть потребность делать все «самое большое в мире» или уж кричать о этом. Всегда найдутся простаки и поверят, что оно «самое». Доезжаю до 42-й улицы и немного пешком – стоит! Семь этажей, плоскость одного – приличная средневековая площадь. Ходишь по кругу и наматываешь впечатления. Привыкаешь к винтажному стилю, деревенской скромности этого сезона. Представляю Таню в этих одеждах – да, девочка будет выглядеть сироткой в таких обрядах. Цены высокие, средние, но не заоблачные. Дамам предлагается приодеться блеклыми куропатками. Коллекционная одежда, отшитая в Китае. Понять размеры невозможно, язык доводит меня до седьмого этажа, в кондейку, где и нахожу сантиметр, чтобы перевести, наконец, «инчи» на русско-европейский. Спустя три часа, осмотрев все в два круга, я решила убраться. С одной мыслью: купить сантиметр! Да и стемнело уже.
..Шопинг пора причислить к спорту, примерно в той же логике, как туда попали шахматы. Утро начинаю с пробежки по Бродвею. Времени не так много, но и магазины уже знакомы. С оживлением охотницы покупаю присмотренную кофточку и возвращаюсь. Почти ежедневное мытье полов в коридоре наших апартаментов опасно для жизни. Занимаются этим исключительно мужчины. Сначала льют моющее средство: пройти по такой пенистой луже без поводыря невозможно. Потом они драят пол специальными щетками аки палубу, потом смывают и полируют пылесосом. Когда спешишь – попадаешь в аккурат на стадию синих скользких луж!
У меня назначено интервью с Хосе Валенсия в Наяне.
Все-таки сабвей отличается исключительной обшарпанностью. Одно из развлечений – высматривать между рельсами крыс. Трижды мне везло. Не особо крупные, шарятся по-хозяйски. Собственно, крыса как-то легко пересекла передо мной дорожку в сквере. Только по хвосту я поняла, что это не белка.
В сабвей нельзя входить с открытыми банками с напитками. Штрафуют. Но здесь частенько сидят музыканты. Не рекомендуют подавать милостыню в сабвее. Что еще нельзя? Нельзя смотреть прямо в глаза.
В вагоне на противоположной скамье сидят два молодых мужчины. Высокий красавец с длинными волосами и физией испанского конкистадора и пухленький черный афроамериканец с беззащитными губами и таким же взглядом. Эспаньол (не путать с латинос!) закинул ногу и орлиным взором уставился в газету, второй съежился рядом и сложил ручки. Через минуту один отхлебнул из бутылки с кока-колой, второй – воды. Примирительная нота. А забавно представлять, какие коллизии могли закручиваться с участием предков этих незнакомцев.
Дорогу в Наяну можно назвать иммигрантской тропой. В 90-е эта организация принимала десятки тысяч евреев из России. Давала первые деньги, талоны на продукты (фудстемпы), учила языку, устраивала на работу, няньчилась с детьми. Сегодня поток сократился в 10 раз, но не иссяк. На Бэттери плэйс перестойка. Шум строительной техники. Хотя чуть дальше музей бедных индейцев и место популярное для отдыха - Бэттери парк. Иммигрантские коридоры вселяют неуверенность. Окошко дежурной, ожидание на жестких креслах - скамейках. Сетчатые кресла в два ряда спиной друг к другу. Ожидание получается просительным и довольно унизительным. Пришедшие отмечаются у дежурной и терпеливо ждут, когда их вызовут.
Благо, интервью назначено на девятом этаже. Стены прозрачны – перед тобой вполне респектабельные небоскребы. Чем выше, тем спокойнее в этом городе ты можешь себя ощущать. Стряхиваю с себя эмигрантскую неуверенность.
Еще несколько лет назад поток приезжающих обрабатывали 2000 сотрудников Наяны, сегодня их 200. Тем не менее, программы поддержки малого бизнеса одни из самых лучших, входят в пятерку основных организаций такого рода. О чем и беседуем с Валенсией, хотя страшных тайн выведать не случилось. Испанский американец ожил лишь в конце. После интервью болтаем с Мариной. Они с мужем остались в Нью-Йорке во время командировки, не будучи евреями, что она подчеркнула! Что следует перевести так: богатые еврейские фонды нам не помогали. Москвичи. Это вам не «наянские» танцы. За статусом и куском хлеба надо еще побегать. Марина считает себя русским парламентарием, но обожает НЙ за смешение культур, за то, что здесь пестрый и разнообразный народ со всего света. Ей нравится, что в фитнес-клубы, джаз-клубы, рестораны могут прийти пожилые люди. И это нормально для НЙ. В старушке Европе и в России, кстати, пожилые люди вынужденно знают свое место. Город сумасшедших НЙ иногда ее утомляет, но это постоянный адреналин. Согласна, город для энергичных и тщеславных. Другим здесь трудно, да и нечего делать. Конкуренция слишком высока.
Возвращаюсь на пересечение Восьмой и Бродвея. Немного праздного шатания и возвращаюсь к культурологичеким эссе Гениса. Идет не без усилия. Еще бы, такую кашку заварил.
В газетах и в новостных выпусках сюжет: в Нью-Йорке объявился койот, волк по-нашему. Его портрет на первой полосе. Герой будней.
Принстон.
Так и прозвали городок принца в честь Принца Вильяма Оранжа и Нассау. Городок при университете, тем и примечателен, что окружает университет «айве лиг» от 1747 года. Мы приехали к 10 утра, кругом сонное царство. Ни души. Спортивная парочка бежит вдоль симпатичных сайдинговых домиков со стеклянными дверями.
Архитектура университетских зданий серого в патине камня выдержана в английском стиле. Между старинными постройками лужайки, садики и дорожки. Студенческие братства, профессорские мантии, строгие правила и ритуалы – все здесь благоговейно сохраняется. Собственно, «айве» значит «плющ». Плющевая супер-лига во всем похожа на английские образцы. Классический стиль. Пуританская эстетика. Две большие церкви стоят рядом. Религия обеспечивает достойный противовес науке.
Университет выглядит заповедником, спрятанным в маленьких городке. Здесь приветствуется свобода самовыражения, странности и фантазии интеллектуальных выплесков. Здесь взращивается интеллектуальная и политическая элита.
Тишина и чистый воздух английского парка, присыпанные дорожки и лень субботнего дня. Здесь хочется находиться, дышать воздухом покоя и сосредоточенности. Учиться чему угодно, читать, размышлять, слушать. Примешивается горечь недоступного, несостоявшегося в твоей жизни, невозможного по множеству причин. Студентам Принстона, которые еще дрыхнут после пятничного расколбаса можно только позавидовать. Они это знают. Равно, как и цену их обучения здесь.
Вам на выставку.
По сути, мы приехали на выставку «Мир искусства» русских художников из Русского музея в Петербурге, организованную в университете. Хотя и очень богатом, и именитом, но университете. Впрочем, коллекция самого Принстона насчитывает 60.000 картин, скульптур, икон. В основном, подарки - «донэйшн» успешных выпускников.
Галерея русских портретов производит потрясающее впечатление именно здесь, в Америке. Понимаю, что это встреча с «другой» Россией, но приятно невозможно ощущать причастность к этим людям. Внутреннее достоинство и свобода. Порода и русская внешность. Талант. Божья искра. Портрет Рахманинова. Юсупов работы Валентина Серова. Портрет Дмитрия Толстого, автопортреты художников. Шаляпин работы Кустодиева. Рожденные в России, ушедшие в мир иной далеко от России.
Здесь же «Преподобный Сергий Радонежский» Нестерова. Русская унылая природа. Осень. Скит. Леса. Мейерхольд Бориса Григорьева. Анна Ахматова работы Натана Альтмана. Портрет Дягилева кисти Бакста. Его же Ужин с французской милашкой в черной шляпе с апельсинами. Кстати, визитка выставки. И Луг на опушке леса Исаака Левитана. Невыразимая грусть. Выставку посещают многие русские, живущие здесь.
Акт самосознания, национальной принадлежности. Во многом иллюзорная, т.к. в самой России таких лиц уже и не осталось. Как не осталось элегантности начала двадцатого века. Но у каждого русского здесь свой образ России. А может быть их два: Россия, к которой я принадлежу, чувствую причастность и родство и Россия, из которой я уехал.
Посмотрели и принстонские картины: парадные портреты американцев конца 18 века, основателей Новой Англии, апологетов привычек и традиций Старой Англии. Зал импрессионистов. Моне: «Кувшинки и японский мостик», Дега и Сезанн.
Вильяр: Женщина в интерьере. Свет лета. Женские портреты. Например, «Женщина с ирисом» Вильяма Бугоро. Не женщина, а почти девочка, портрет потрясающей нежности. Кожа дышит. Жанровые сцены и европейские пейзажи в дымке с фигурами пейзан и коров. Гордость музея – две картины Модильяни.
В итальянском зале водят за ручки 4-х летних. Зал не простой, а религиозный. Картины итальянских мастеров на библейские сюжеты да иконы. Причем, с рассказом и показом.
Через некоторое время экскурсия мелким горохом рассыпается по другим залам.
Папа продолжает что-то бубнить о теплом или холодном цвете. Маленький мальчик видит стул Энди Уорхола и говорит: «А мне вот этот стульчик нравится!». Вобщем, достали вы ребенка своим искусством.
Еще немного перекладываем сувениры и книжки, что-то спешно покупаем – нас заждалась машина на «миттере», оплата истекает.
Деревенские магазинчики.
Главная улочка Принстона состоит из невысоких домиков в голландском, немецком и среднеамериканском стиле. Обстановка почти деревенская по своей домашности и спокойствию. Забредаем в первый попавшийся на глаза магазинчик «Ювелирный лес».
Глаз зацепил удивительной красоты бусы из розового кварца на витрине. Какой чистоты камень, крупные, подобранные! Стоимостью в 1200 долларов. Удар в сердце. Топазы, сапфиры, бриллианты. Великолепная работа. Цены в деревенском магазинчике оказались достойными.
Выезжаем на дорогу «тернпайк». История названия связана с пиками, мимо который не пройдешь без оплаты. Дорога заполнена машинами, народ рвется в Нью-Йорк. Трафик.
Рассматриваю замечательную книжку из Принстонского музея - все картины Шагала. Небольшой формат. Оформление так и притягивает. Некоторые картины передают унылую жизнь городка Витебска. Усиленно вспоминаю, что с ним что-то связано у моих бабушки и дедушки. Лица старых евреев, жанровые сценки местечковой жизни и полетные фантазии. Любовники в сером, в зеленом, розовом, синем.. По русскому радио передают новость из Владивостока: Владивостокская епархия запретила концерты Бориса Моисеева – опасаются распространения содомии. Надо сказать, что здесь подобные заявления звучат смешно. Вегетарианского и ханжеского хватает. По улицам бродят косяками хасиды, женщины в мусульманских платках. Но Боря все-таки добродушен, безобиден. Душка. И поднялась же рука. За песни? Сыростью подземелья потянуло от высказываний представителей епархии. Просто другое измерение.
Мы отправляемся ланчевать в ресторанчик Норс сквер по соседству с нашим домом. Уютный подвальчик на 24 балла. Надо сказать, что все рестораны и кафе получают свой балл из 30, но высшую оценку никто не имеет. Приносят субботнее меню бранча.
Совмещение «брекфеста» и «ланча». Завтрак, переходящий в обед. Потому в меню должны быть блюда завтрака. Омлеты, например. Здесь подают на редкость вкусный хлеб. Хорош с клюквой и грецким орехом. Еда, действительно, вкусная и доброкачественная. На высокий балл тянет. Наша компания рассыпается по интересам и другим субботним планам.
Идем за кофе в «Порто рико» через Вашингтон сквер. Белки совсем разгулялись, грызут и скочут. На дне бассейна два негритенка собрали публику интерактивным спектаклем. В загончике для собак два рыжих чау. Не могу удержаться – подхожу ближе. Один побежал общаться с собратьями, второй лениво развалился отдохнуть «ласточкой». Так могут только чау. Сквер заполнен прогуливающимися людьми и детьми.
Американский балет.
Вечером совершенно неожиданно принстонская тема получила продолжение. На нас свалились билеты на Американский репертуарный балет в Симфони спейс на Бродвее.
Полный зал, очередь на входе, мы чуть не опоздали. Начало охладило наш бег. Академично вступил рояль перед сценой, запела сопрано Лорейн Эрнест, медленно передвигаясь. На сцене гибкая юная танцовщица Дженифер Кавано поочередно играла «Диалоги» с четырьмя партнерами. Ее мать – знаменитая Кармен де Лавалад время от времени то приближалась, то отдалялась. Начало прямо скажем акварельное. Рояль, звучащий голос и пластика двух, переплетающихся тел на сцене. Без кульминаций и взрывов. Диалоги о любви без либретто также понятны, как едва уловимый аромат. Кажется, героиня умерла.
Но пристойно и тихо просидеть нам не удалось. Изгоняющий дьявола человек на музыку И.С. Баха с молодыми гибкими и сильными телами танцовщиков нас разбудил. Принстонская балетная школа показала себя. Включила в действо. Дальше – больше. Всего пару минут сцена пустовала в синем свете, а пианист Макс Мидройт выдал легкую джазовую композицию, как бы подготовил следующий номер - «Baker’s dozen». Шесть пар юношей и девушек в белых костюмах под рэгги джаз фоно показали класс. Как здесь говорят «винтажный стиль». Весенняя прогулка в парке золотой молодежи. Ассоциации с Америкой двадцатых, бесшабашные и галантные одновременно танцы, шутки и юмор в пластике, почти акробатика с выплеском. Резкие повороты и прыжки, кошачья пластика и потрясающая энергетика. А главное – атмосфера и американский дух. Кульминацией стала экспансивная «Vista». Раздевшись до ярких купальников с прорезями как акульи жабры, юные профессионалы создали вихрь, энергетическую воронку, пик, после которого можно просто упасть без сил. Молодость и энергия могут быть заразительны. Гибкость и пластика легко трансформируются в наши эмоции, ассоциации. Тело раскрепощается, рождается иллюзия, что тебе доступна радость полета, движения, легкости. Огромное удовольствие. Постановщик танцев Грэхем Ластиг.
Бруклиновка.
В вагоне метро напротив нас семья камбоджийцев из пяти человек. У каждой из дверей по паре парней – латиносов хохочут и тарабанят по-испански. Тут же мы неизвестного происхождения. Чуть дальше негры, евреи-хасиды, евреи обыкновенные, т.е. русские. Так здесь говорят. Китайцы. Все гомонят по-своему. Физиономии на любой вкус. Нью-йоркский вагон, как образ мира.
Кстати, здесь Россия не рекомендуется для туризма. И еще, оказывается, хасиды в черных пальто и шляпах, с пейсами спокойненько трудятся на Пятой авеню, на Уолл стрит. Религиозные табу и обряды легко сочетаются с хорошими деньгами.
«Бруклиновка» или русская часть Бруклина все-таки удивительное место. Программы финансирования еврейских беженцев из России привели к тому, что вокруг стали плодиться и размножаться разные мелкие бизнесы для «освоения» этих самых денежек. Все пожилые евреи из России имеют страховку Медикер. Так появились «детские сады» для стариков. Детскими они их сами назвали. Пару раз в неделю их приглашают, зазывают посетить детский сад. Под видом процедур, оплаченных страховкой им делают маникюр, педикюр, массаж, стрижку. Везут погулять на Брайтон, откушать в ресторан и прочее, и прочее. Нарушение? Ясно море, но.. жить надо?
К слову сказать, американские пенсионеры такого не имеют. Любой американец опасается вызывать скору помощь, например. Лучше доехать на такси, дождаться своей очереди. Т.к.. скорую можно вызывать при угрозе жизни. Выживешь – придется здорово заплатить. Угрозы-то не было. Выходцы из России делают это смело, без оглядки. Они получают подарки от врачей, приглашения. Только придите, посетите и дайте поюзать карточку страховки. Это касается и домов для пожилых. Да и пенсию американцы получают ту, что накопили. Таковы преимущества статуса вчерашнего беженца.
Официальный прием.
У меня в сумке официальное приглашение на ланч в Ситигруппцентре по случаю награждения женщин, успешных в своем бизнесе. Деловой район, четыре блока от Пятой авеню. Стандартное сито службы безопасности. Проверка сумки, непременный встречающий, сверка документа со списком. Принимают меня за испанку. Лифт на 14 этаж. Сервированные столы с желтыми букетами в вазах, свежие белые скатерти, снующий предупредительный персонал, мягкие ковровые дорожки. Сценарий такой: встреча приглашенных, затем ланч. А уж после ланча речи и награждение.
Мы общаемся с довольно молодым американцем. Его жена где-то в первых рядах среди награждаемых. Он хвалит ее за чистый английский. Наташа Коган, в 14 лет приехала в Америку из России. Худенькая, энергичная с короткой стрижкой. Ее выступление обескураживает напором и американизмом. Просто последнее слово Жанны Д” Арк перед сожжением. Он интересуется, мол, все ли так мрачно в Москве, как рассказывают СМИ? Утешаю его тем, что в наших СМИ Америка выглядит не слаще. Тем и хороши презентации, болтовня ни о чем, улыбки. Вот встречи бывают важные и интересные. Меня представили Янки Тсеринг, а это уже результат.
Дорога в «ПепсиКо».
По пути в «ПепсиКо» я поняла, как соскучилась по машине, по чувству скорости и легкости перемещения в пространстве. Мы впятером едем в сад скульптур. Обширное пространство, состоящее из деревьев и кустарников самых диковинных пород. И скульптур. Центральная природная точка - пруд с утками и разноцветными рыбами. Другая центральная точка - штаб-квартира компании Пепсико. Той самой, что напоила весь мир дрянными сладкими напитками.
Зацветают магнолии белым и розовым, цветут вишни. На других деревьях набухли почки, через неделю здесь все преобразится. Прогулка выстраивается от одной скульптуры к другой, но запахи теплого дня мешают угадывать названия этих абстракций из камня и металла – просто читаем, что тут же вылетает из головы. Мексиканцы включают поливалки. Зачем? Дождь собирается! В пруду плавают парочками утки. Матримониальные проблемы решены. Бросаю им сухую веточку. Ну, нет у меня хлеба. Стали подплывать, рыбы туда же. Мой обман быстро раскрылся. Утка долго одним глазом косит на меня. Знаю, что обманывать нехорошо.
Здесь воздух влажный, облака притенили солнце – не жарко. Тревожный ветер летней грозы. Не могу надышаться. Кругом окультуренная природа, воссозданный пейзаж, таблички и надписи. В устройстве сада заложен тайный смысл, требующий прочтения. Нас ведут от дерева к скульптуре. Цветущие деревья радуют, скульптуры мрачно поучают. Молчаливый сад учит мудрости и безмятежности. Огромные каменные и металлические абстракции предлагают отвлечься от искусственного земного рая, и пошевелить ассоциациями. Но об этом не думается. Листья, иголки, цветы живые. Это важно. Хочется трогать деревья. Хочется домой.
Пивные догонялки.
Вечером прогулялись по Бликер, другим улочкам. Несколько баров сговорились и придумали для студентов «дринк тур». Игра такая: нужно купить пластиковый желтый стаканчик, а потом гоняться между несколькими барами на соседних улочках – там тебе нальют пива или чего другого в два раза дешевле. Молодежь быстро включилась и рванула обегать с гомоном бары. Здешние бары – отдельная песня. Небольшое помещение, заполненное до отказа стоящими людьми. Сельди в бочке. Орет музыка, все одновременно пьют и гомонят. Время от времени насосавшиеся сельди высказывают на улицу покурить и перевести дух. Но возвращаются. Удовольствие растягивают не на один час.
Вашингтон сквер, все-таки самое живое и изменчивое место у нас под боком. Ближе трудно представить. Место живое, как снимающееся кино. Собственно, Уорнер бразерс снимали уже на нашей памяти. Любимое место для многих. Можно поглазеть на играющих собак в своем огороженном загончике. Всегда кто-то играет и поет. Место спонтанных представлений по уровню профессиональных музыкантов. Дежурят полицейские (здесь активно торговали наркотиками когда-то). Кто на скамейке, кто на земле. Картинка меняется. Вечер сгущается.
Бруклинский музей.
Египетская экспозиция Бруклинского музея действительно богата. От статуэток и скульптур с планомерно разбитыми носами (дабы духи не преследовали воришек) мы дошли до настоящей мумии. Саркофагов. Мумий крокодильчика, кошки.. Золотой саркофаг в виде священной птицы ибис, а в саркофаге настоящий ибис, ну т.е. его мумифицированная тушка. 1500 лет тушке. В египетских залах завораживает ощущение времени. Стул, которому полторы тысячи лет, обереги. Портреты людей древней цивилизации, в лицах которых пытаешься что-то угадать или разузнать.
Музеи здесь заполнены предметами искусства в свое время собранными со всего света американскими богачами. Асторами, Канторами, Рокфеллерами, домашняя экспозиция Фрика – тоже музей. Имя мецената объединяет экспозицию и обозначает каждый зал. Собирали все, что ценно или отмечено временем, цивилизацией: Египет, импрессионисты, итальянская, французская живопись. Непререкаемая сила больших денег. Щедрые дары городу здесь приняты. А еще и частные коллекции?
В каждом музее есть живописная экспозиция первых европейцев в Новом свете. Дорогие костюмы и платья, украшения. Но в интерьерах и роскоши есть что-то неуловимо другое, нежели в живописи французской и английской живописи того же периода. Французская изящность и английская строгость замещаются чудесным богатством новых земель. Эстетика нуворишей. Купить весь Манхеттен за 26 долларов, да и не доллары, а их эквивалент в ножах или алкоголе.
Все так пристойно, но представляются другие картины. Как эти милые люди нанимали бандитов на корабли в Африку для отлова негров. Позже подкупили местных для такого бизнеса. Как насиловали негритянок, а потом приняли поправку, чтобы мулаты не получали наследства от белого папаши. Потом делали огромнее деньги на плантационном рабстве - хлопок. Еще долго привыкали к мысли, что это люди, а не животные.
В России с рабством было не легче. И дольше. Но в Америке потомки рабов видны, они с другим цветом кожи, хотя их теперь нельзя называть неграми – они афроамериканцы, на крайний случай - черные. Но на Юге черные продолжают сохранять пиетет перед белыми.
Продолжаю собирать материал об американцах. Американские черты: религиозные убеждения обсуждать неприлично; тампоны жены – вполне светская тема. Менструация жены обсуждается, но проблема со здоровьем члена семьи либо своя – нет. Исключения возможны. Они до фобии брезгливы. Чужой – это неприкасаемый, американцу мучительно трудно дотронуться до постороннего. Бесконечные извинения при нарушении личного пространства в полтора метра примерно. Бесконечные «sorry». Одержимость чистотой рядом с такими проявлениями, как брошенная одежда на полу в туалете. Сидение на асфальте, на полу в офисе. Разговоры обо всем, кроме личных проблем. Пьянки по случаю дней рождения не приняты. Праздники проходят формально: в присутствии шефа вряд ли расслабишься. Лузер, понятие лузера. Неудачника. Есть проблемы, значит, ты – неудачник. У нас это значит, что ты живой человек, как все. Общее правило такое: можно говорить о том, что у тебя так же, как и других людей. Проблемы всегда ставят тебя в особое положение, но и не завидное на глаз американцев. Какие они, американцы? Честность, но с закладом. Эмигрантам приходится обманывать, по крайней мере, устраиваясь на работу первый раз. Они сами требуют опыт работы в Америке для людей, которые только прибыли в страну. А где его взять? Вот и договариваются с друзьями с хорошим английским, мол, могут позвонить, справиться.. Обманывать низзя. Списывать на экзаменах – это лишить себя возможности поступить куда-либо в дальнейшем. Менять одежду нужно каждый день. Плевать, что рубашка чистая – вид прежней уже «пахнет потом». Свеситься над человеком нельзя – он в страхе убежит, а дама может сидеть на столе по-турецки. Могут сидеть на полу, на тротуаре, уверены, что они чистые. В каждом месте свой регламент и свой этикет.
По статистике 45% американцев держат каких-нибудь питомцев у себя дома. На их содержание тратят 36 млрд. долларов в год. Не всегда по желанию, а вынужденно. Налоги опять же. В Америке 74 миллиона собак. Но бродячих нет. Все 74 миллиона ходят смирно на поводке, бегают в специально огороженных местах. Их умные глаза и сдержанность вызывают уважение, если не грусть. С собачьей свободой явно в Америке напряженка.
Школа имеет репутацию. Без умиления связи эмигранта со своей культурой, здесь действуют суровые правила, единая программа. Невозможность пролезть плохо укладывается в голове российской мамаши или российского папаши. Взятку не возьмут, т.к. преподаватели имеют постоянную работу, что по американским меркам исключение. Да и сколько ты сможешь дать? Бессмысленность блата. Потому что по уровню чадо возьмут, но также выгонят за неуспеваемость. Взятка бессмысленна вдвойне. Лучшие школы – государственные, но лишь те, что высоко котируются. Сдача тестов – форма экзамена. Сильная «хай скул» дает большие шансы поступления в колледж университета.
Ищу материал по «секшуал харазменту» - тоже для статьи. Американский офис – любопытная штука. Двери отдельных кабинетов открыты. Перегородочная планировка – все на виду. Служебно-юридические дебри харазмента . Ищу фактуру.
Все пестроту и многовкусие нью-йоркской жизни можно ощутить на примере меда. Первым мы отведали американского цветочного меда. Он оказался с чудным запахом корицы. Потом был словенский мед с запахом трав. Более понятный славянскому вкусу. После словенского индийский мед с запахом фруктов показался полной диковиной. В НЙ вам говорят на каждом шагу: «У вас есть выбор?». Интонационно делая ударение на последнем слове, заворачивая его как бы в вопрос. Но выбор действительно есть. Во всем.
«Blue Note»
У русских «красное» - значит красивое. Красна девица. Красна изба. У американцев «голубое» - «blue» добавляется к замечательному, красивому. Название джаз клуба «Blue Note» оттуда же.
В газетах обсуждается новость: одна вдова устраивается ведущей программы типа «60 минут» с зарплатой в 15 миллионов в год! Хорошая зарплата даже с учетом 50% налогов.
И еще. Оценочная стоимость земли под Нью-Йорком 810 млрд. долларов. А вся кадастровая стоимость земель в России 830 млрд. долларов. Нам есть куда расти!
Настоящий Чайна таун.
В субботу шел дождь. Удивительно, но его пророчили за пять дней. А может просто плохие прогнозы всегда сбываются? Без сожалений и раздумий день был отдан шопингу. Как потом оказалось, так поступили многие. А в воскресенье вылезло солнце при всеобщей свежести. Мы пошли гулять. Нам показали настоящий Чайна таун. Дальше «Canal street» мы не ушли. Кстати, каналом ее назвали точно по адресу: засыпали и замуровали речку. Судя по размерам улицы – довольно широкую. Почему канал не звучит, как «channel». Логично объяснили, что раз искусственный канал, то «сanal». Мы бродили по улочкам Чайна тауна солнечной доланчевой поры. Богатые и недорогие овощные лавки с ловкими продавцами. Рыбные лавки со свежайшей рыбой, остатки которой вечером отправят в рестораны. Подхожу к ведру, а там мучаются живые жабы. Пытаются тщетно выбраться, становясь на головы сородичей. Ценник: около 4 долларов за фунт. Мне становится не по себе. Понимаю, что мясоеду слова никто не давал, но не все же живое жрать? Тоже неубедительно. Но жабы стояли перед глазами весь день. Беспомощно осознающие катастрофу.
Ланч - священное время, народ постепенно разбирается по ресторанчикам и кафе.
Гвоздем нашей программы стал самый большой китайских ресторан в НЙ. Чувство голода пришлось нагуливать еще минут двадцать в очереди с номерком. Толпимся, глазея по сторонам. Время от времени молоденькая китаянка с наушниками на китайском английском выкрикивает очередные номера. А вверх идет эскалатор, по протяженности как в московском метро. Вверх лента тянется, а вниз бредут по ступенькам насытившиеся своим ходом. Прямо эскалатор в Светлое Будущее!
Поднимаемся в зал. Полторы тысячи квадратных метров заполнены народом. В воздухе носятся горячие запахи еды, между столиками и столами снуют с цинковыми тележками разносчицы с разной снедью в круглых плетеных плошках. На стенах драконы, красного цвета полно – все как положено. Официанты в разных по цвету костюмах, но и функции у них разные. Девушки с сотовыми телефонами высматривают освободившиеся столики и передают информацию вниз. Простой официант убирает ненужную тарелку, подносит свежий чай, распорядитель принимает заказ и выполняет другие просьбы. «Еще чаю!» - просто переверни крышечку чайника. В выходные здесь обычно не заказывают по меню, хотя не возбраняется. Нужно внимательно смотреть, что на лотке у очередной разносчицы и выбирать. Она шлепает штампик в твою табличку – это для будущей расплаты. А вот еда была классной. Причем, совершенно невозможно понять, как же это приготовить самому. В тончайшей рисовой оболочке, как вареный лист капусты, маленькие дин сан с разными начинками: креветки, овощи, грибы, орехи, мясо. Готовятся на пару. Еда настолько разнообразна. Все дышит, все свежее. Китайцы приготовили весь мир и подали на стол. Кухня Южного Китая. Шанхайская, Сычуанская. Приспособленная под местные вкусы, т.е. можно выбрать не такое уж острое. Можно подойти и выбрать самому: вдоль стен ряды на выбор. Праздник живота. Много китайцев. Многие приходят семьями, компаниями. Каждый час меню несколько изменяется, от завтрака к обеду. Потом к ужину.
Возвращаемся мимо по Бродвею мимо Маленькой Италии. Прямо на улице сидят люди: на столах бокалы с красным вином, на тарелках паста с томатным пряным соусом. Песни итальянские, вывески и зазывалы - тоже. Ланч в разгаре. Жующий Нью-Йок можно считать испытанием. Потому что это заразительно. Для местных это часть жизни, «сошиэлити». Та же тарелка горячего в домашних условиях теряет половину своей ценности. И потом, в ресторане реализуются права каждого на выбор. Может потому, так подробно оговаривается заказ, степень прожаренности мяса, подробности приготовления, гарнир. И уж точно в этом сказывается любовь нью-йоркцев к разнообразию и экзотике. Нью-Йорк можно представить гигантской кухней Мира. Причем, акклиматизируется здесь та кухня, которая способна убрать лишнее или добавить необходимое. Индийские повара уменьшает количество пряностей, китайцы прячут змей, украинцы - сало, французы – цены. Русские едят много, вкусно без затей. Все узнаваемо и не очень.
Бродвей тянется магазинами, уличными торговцами. Разгар воскресенья.
Италия раздразнила – захотелось выпить кофе. Потом долго рассматривала украшения с камнями, глазела на людей и дома. В этом бесконечном потоке так и перекатываешься. День пролетает незаметно. Финиту играет солнце.
Бестолковое время препровождение.
Веду образ жизни просто роскошный на взгляд любого нормального человека в своей тарелке. Даже нищие днем сидят и просят милостыню, т.е. при деле. Другие спешат, что-то делают, суетятся. Но я не в своей тарелке, а потому складываю мозаику дней. Впрочем, это не мешает мне бестолково проводить время, куда-то не успевать, рушить планы.
Первая половина понедельника такой и получилась. Логичным завершением его стал борщ и порезанный палец.
А днем мы познакомились с молодым человеком по имени Генри Александр. Ему 4 года, он проживает с родителями в Атланте. У него густые волосы, красивые ресницы и тонко очерченный рот. Вместе с Генри мы отлично провели время во вьетнамском ресторанчике по соседству с Вашингтон сквер. А что далеко ходить? Генри насыщался варениками по-вьетнамски, потом читал нам стихи, мы разговаривали, ели, и все это заливалось зеленым чаем. Разговор зашел о посещении музея в Атланте. О том, как взрослые художники занимаются там с детьми. С тем, чтобы вызвать у них интерес к рисованию, к творчеству. Мне гвоздем мешала мысль: кто мешает нам это делать? Из музея каждый малыш уходит с ощущением творца, в руках несет собственноручно раскрашенный портрет-заготовку. Для них придумывают загадки и таинственные приключения все там же, в музее. Из всего маленький человек может заключить, что музей – большая банка, напичканная чудесными штуками и любопытными штучками, а не старая коробка с засушенным и пыльным гербарием истории.
У маленьких американцев с пеленок воспитывают чувство свободы и выбора. Влияние семьи на выбор слабеет. Отчасти потому американцев все меньше в науке, в искусстве.
Вряд ли маленький человек по собственной воле выберет многочасовые занятия на скрипке или наберет побольше математических дисциплин в школе. Тут их заменяют более послушные китайцы.
Хвала зевакам!
Привыкание к нью-йоркской жизни берет свое: появляется много разных отвлечений и поводов НЕ писать. В Большом Муравейнике можно часами бродить и глазеть по сторонам, вполне достойное занятие. Теряешься в пестром потоке, рассматриваешь архитектурные заморочки. Зачем, к примеру, на огромных зданиях сурового вида пристраивать средневековые башенки и балкончики? Такие фрагменты цепляют взгляд, забавляют. Садики на крышах, белки под ногами, разноцветные лица прохожих, бесконечный ланч-бранч-диннер в ресторанчиках, пиццериях и кафе. Витрины магазинчиков соревнуются последними причудами дизайнеров с вкусными сочетаниями цветов, материалов – выдумки, шутки, приколы, кураж. Едят допоздна, на улицах полно народу допоздна. Магазины и магазинчики иногда не закрываются и в одиннадцать. В половине двенадцатого горят окна библиотеки ЭнВайЮ, кто-то занимается. Город спит четыре часа в сутки. Ты хочешь звуков? Ты хочешь красок? Ты хочешь вкусов? НЙ все это дает легко и безразлично. Как смеющийся человек: ты не знаешь, о чем он смеется, но смех заражает. НЙ уникален в своей всеядности. Не принадлежа ни одной расе, ни одной культуре. Многоцветная совокупность всего. Может поэтому здесь легко и просто находиться. Заходить в любую дверь, смело брать в руки и рассматривать. Постоянно листать анонсы и предложения обо всем.
Любимое время: пятница-вечер. По-соседски общаемся. Джордж работал в Красноярске и с удовольствием вспоминает те времена, я там родилась и выросла. Чудно, сидя в Нью-Йорке вспоминать одних и тех же людей спустя много лет. Скульптор Зеленов – его друг, но и меня хотел лепить «за профиль». Роман Солнцев – красноярский поэт, друг Джорджа, но и моих родителей.
Мы взапой говорили о рыбалке, об Академгородке, об Астафьеве, о природе.. Получился ностальгический вечер. Ностальгия – тоска по себе. Мы совпадали в той, красноярской жизни и во времени и в пространстве, но встретились только в Нью-Йорке. Вероятность такой встречи, если строго посчитать, ничтожно мала. Значит, жизнь не поддается строгим расчетам. Новалис сказал, что философия учит всюду быть дома. Мне нравится такое определение.
Философия потребления.
В Нью-Йорке гениальный шопинг. Описать его практически невозможно, описание дразнит несбыточными возможностями, а потому бесполезно. Шопинг здесь глобален. Правило бизнеса, которому вынуждены подчинять все, звучит так: «Не ломайте голову, устанавливая цену, не смотрите на производственные затраты. Цена зависит только от конъюнктуры рынка». Иначе говоря, при таком уровне предложения и таком уровне конкуренции издержки производителя и продавца здесь никого не волнуют, а в первую очередь потребителя. С ним приходится договариваться. Следствие того скидки, скидки и тотальные распродажи.
Почему в Даффисе лежат итальянские коллекционные вещи в пять раз дешевле – непонятно. Вещи покупаются и сдаются, причем, безропотно принимаются магазинами.
Знатоки выискивают качественные фирменные вещи по очень низким ценам, мне такой пилотаж пока недоступен. Но успехи есть.
В пятницу вечером пролистала журнальчик, там модели и скидки на коллекцию Кейт Хил в огромном бутик-стор Лорд энд Тейлор на Пятой авеню. В журнальчике купон еще на 15%. На следующий день еду, поднимаюсь на пятый этаж огромного магазина и, после примерок и придирок, экономлю 150 долларов. Все это с пожеланиями к католической Пасхе, разговором и улыбками. И с отличным настроением, и большим бумажным пакетом от Лорд и Тейлор вышагиваю вдоль Пятой к сабвею. В маленьком пакете Код Армани. И от чтения бывает польза!
Да, в Нью-Йорке самый умопомрачительный шоппинг. Такого не приходилось встречать даже Париже. Нет, частично узнаваемо, но. Коротко и по-деловому. Предложение всего, что есть в мире просто глобально. Магазины огромны по площадям, они на каждом шагу. Примечательно и другое: вы всегда можете рассчитывать на снижение цены в разы, в десять раз! И это впечатляет. Цены снижаются просто по истечении времени. Последнюю вещь в коллекции в конкретном магазине можно купить за 7-8 долларов при начальной цене в 200 и 300 долларов. Причем, уже сейчас снижается цена на летнюю коллекцию, а сезон еще в пути. Daffi’s и Filens Basement торгуют дизайцнерской и фирменной европейской одеждой по низким ценам. Maisys и Lord and
Есть еще молы – чисто американское изобретение. Американцы сплошь на колесах, это сложилось до нынешних цен на бензин. Так вот. У автострад выросли по всей стране огромные торговые комплексы со всеми товарами для дома, одеждой и обувью. Вобщем, все: от автомобиля и мебели до ювелирных изделий. В молах не просто закупаются на все случаи жизни. В молах проводят время. Здесь можно покушать, погулять. Бытовуха обеспечена враз и навсегда. Мы посетили один такой – Walmart. Впечатляет.
Акция протеста.
Уже в метро слышен гул. По Бродвею шествие протеста нелегалов. Движение машин на перпендикулярных Бродвею улицах перекрыто. С плакатами и лозунгами скандирующие людской поток заполнил улицу. Много латиносов. Для них это больной вопрос. В Америке 12 миллионов нелегалов, это в основном беженцы из Мексики. Они протестуют после последних официальных заявлений по поводу нелегалов, мол, всех пересчитаем и кого-то депортируем. От людского потока исходит такая сила, что горло перехватывает. Позже в новостях показали такие же шествия и в других городах Америки.
Профессор.
Информационная цивилизация удовлетворяет наши фантазии, будоражит воображение. Ей нужна наша психика с ее слабостью и неустойчивостью.
Мало пишу о людях, оставляю их в тени города. Вот в субботу общалась с профессором Богомоловым. Блестящий ученый, но что важнее для меня - широко мыслящий человек.
Курант Нью-Йоркского университета собрал сильнейших математиков. Достаточно много русских. Общение с такими людьми – удача и интеллектуальное наслаждение. Свой интерес ограничиваю интересами работы. Но признаться, человеческий мой интерес огромен и неутолен.
Кстати о тени. Дональд Трамп – душка и богач, герой светских хроник и сын своего богатого отца хотел бы выстроить небоскреб в 200 этажей. Это у них фамильное. Небоскреб имени папы уже стоит. Но сын никак не может пройти согласования. Нужно получить согласие тех, кто размещен вокруг вожделенного места. А они боятся тени.
Вот получит разрешение, тогда американцы зауважают его еще больше, потому что они с уважением относятся к таким пробивным ребятам. Знают, чего это стоит.
Жара и томленье
Улочка Кристофер - совсем недалеко: стоит только пересечь Америкас или 6 авеню. Минут 15 ходьбы вальяжным шагом по пути к пирсам Гудзона. Жалуется жительница, мол, толпа подростков вытащила кошелек, мужа полоснули бритвой. Опять же пара голубков мужеского пола занимались у подъезда всякими безобразиями, бедная женщина на них наткнулась. Пахнет марихуаной. А кругом в квартирах дети. Вот тебе и Гринвич виллидж, вот и миленькая деревенька. Но это под покровом темноты.
А днем. Сегодня жарко - за двадцать градусов по Цельсию, по-местному за 50. Не работается в апартаментах, решила переместится в Вашингтон сквер. Розовым и белым цветут магнолии и яблони. Играется саксофон в центре безводного фонтана. Время от времени срывает аплодисменты и взрыв смеха. Остаюсь в тени деревьев. Сквер полон людей. Ленятся и тают на солнце, лежат на скамьях и каменных плитах. Белки спрятались, но появились торговцы мороженым и водами. От ветерка открываешь глаза, но лень жаркого дня он разогнать не в силах.
На зданиях поверх деревьев, ближе к облакам развеваются флаги США, а между ними ЭнВайЮ (NYU). Мимо фонтана пробежали молодцы в трусах цвета того самого фиолетового флага нью-йоркского университета с обнаженными торсами.
Бездомная негритянка с белыми наушниками на ушах разместилась с тележкой своего скарба. Криками и угрозами согнала со своего насиженного места парня. Повторяя «kill», мол, убью. Тот засмущался и перешел на другое место. Ушли и другие. Только я сижу с непробиваемым лицом. Из всего гавкающего монолога слово «убью» с хот-догом в руке не впечатлило. Гавкать надо было помедленнее. Понять же ничего не возможно.
Моя отрешенность и безразличие ее успокоили. Она деловито отволокла бумажку от хот-дога и задумалась.
Латиноамериканка села рядом со мной, правда, спиной и взялась молотить по телефону на шустром испанском. После двадцати минут трескотни замерла, вероятно, встречая из трубы встречный поток. Прогуливаемое дитя проснулось и вякнуло.
Работу пришлось отложить, на время. Негритянка поразмыслив решила, что только я ее хорошо понимаю. И стала бросать в мою сторону благодарные взгляды, объясняя свою вспышку, почти улыбаясь. Уши по-прежнему в наушниках. Звучит ли музыка, вот вопрос!
Перед моим носом взрослый дядя начинает бросать свинцовые шары в надежде попасть в четвертый – рыжий и легкий. Может этот песчаный корт и для того.
В это время у фонтана сменилась декорация, и началось шоу черных ударников. Лихо молотят, народ даже жевать перестал. Игроки на барабанах сменяют друг друга, чтобы перепонки зевак не перестали вибрировать. Солнце спустилось ниже. Какое там умиротворение. Тем более работа! Зрители и слушатели уселись на асфальте вокруг музыкантов. Малыши сползли с колясок и выделывают свое вокруг своей же оси. Я поняла: жизнь сквера зависит от температуры воздуха. В любой теплый день музыканты, шутники и шоумены всех мастей поддают жару. Импровизируя воронку зрителей и себя в этой воронке. И ведь классно поют и играют!
Скамейки заполнили студентки с компьютерами, тетрадками, сотиками и плеерами. Щебечут, встречаются, целуются. Солнце еще горячее. Деревья в розово-белом цветении – уходить не хочется. Где еще такое место под боком с открытой энергией? Можно вдыхать запах молодой листвы в липкой смоле и слушать выступление под открытым небом. Паузы заполняют птицы. Репризы - белки и собаки. Шоу под названием Вашингтон сквер НЙ.
Нахожу в сумке голубоватую карточку с нашим адресом. Дормен попросил носить ее с собой и вписать имя, мол, забастовка дорменов всего НЙ. Но предъявлять ее так и не пришлось. Договорились, наверное.
Вечером гуляли с Анной в СОХО. У Анны много здесь любимых местечек. У каждого магазинчика свой стиль, своя изюмина. Свой дизайн. Без этого в СОХО нельзя. Мир достойный описания, но описать его практически невозможно. Прогулка вполне тянет на дизайнерское мини-турне. Заходим в уже знакомые галереи: во всех поменялась экспозиция. Проходим магазинчик редкостей: здесь можно купить яйца динозавра, метеориты разных размеров, чучела всякие. Надо? Вот цены в СОХО высокие.
Пару – тройку клубов в нашей веселой округе прикрыли: наркотики обнаружили, вернее их потребление. Наивные люди!
История из жизни: откровенность женщины в кафе за чашечкой кофе. Несколько лет она живет здесь, иммигрантка. Какое-то время назад сломала ногу - познакомилась с милой женщиной, та ее выхаживала, кормила, но оказалась лесбиянкой. Надо было думать о статусе, решила выйти замуж (фиктивно), муж, как выяснилось, гомосексуалист. Вот сидит она беременная, пьет кофе. А как же? Да ребенок из пробирки! Муж, кстати, не против, чтобы воспитывать будущего ребенка. Да, рожать надо в Израиле, там дешевле. Но надо ведь родить американца? Тогда всю семью сюда перевезу. Вот и поговорили. Вот ввернуть подобные замуты в сценарий, скажут, ну и наворотили!
Такое вот эклектическое и анархическое настоящее. Нью-Йорк настолько разнообразен, что не поддается описанию. Надо признаться, что к нам он отнесся благосклонно. Показал себя, как говорится, не с худшей стороны. А мог бы! Точно, мог.
На Бродвее Джулия Робертс играет в спектакле, собрались на праздник в Чайна таун в субботу. Нужно повидать Атлантику еще раз и в хорошую погоду!
В заветном магазинчике «Порто Рико» на Бликер стрит перепробовали кофе из Мексики, из Коста Рико, Сантос из Бразилии, Мокко из Йемена и из Папуа Новая Гвинея, Перу, Гватемалы, Ямайки. Но вкуснее других показался кофе из Кении.
Хочется увидеть рождение Вселенной в музее естественной истории, погулять в Национальном парке – самой дорогой лужайке в мире, как говорят нью-йоркцы.
Ольга Макарова
(Манхеттен, Нью-Йорк)
Ваше сообщение, впечатление, мнение? Здесь вас услышат... |
Просмотры материалов : 2523743
|
